Долго ли, коротко ли, — родила Репка сына — Ивана Медведко.
Начал Медведко расти не по дням, а по часам; что ни час, то выше подаётся, словно кто его вверх тащит.
Стукнуло ему пятнадцать лет, стал он с ребятами играть и шутки шутить нехорошие: кого за руку хватит — рука прочь; кого за голову — голова прочь.
Пришли мужики к старику жаловаться:
— Как хочешь, земляк, а чтобы сына твоего здесь не было: он нам всех детей переведёт.
Запечалился старик, закручинился.
— Что ты, дедушка, так невесел? — спрашивает Медведко.— Али кто тебя изобидел?
Вздохнул старик:
— Ах, внучек, один ты у меня, и то велят тебя из села прогнать.
— Ну что же, дедушка, это ещё не беда; пойди-ка сделай мне железную дубинку в двадцать пять пудов.
Сделал старик ему в двадцать пять пудов дубинку, и пошёл Медведко куда глаза глядят.
Идёт путём-дорогой, пришёл к реке шириной в три версты; на берегу стоит человек, запер реку ртом, рыбу ловит усом, на языке варит да кушает.
— Здравствуй, Усыня-богатырь!
— Здравствуй, Медведко. Куда идёшь?
— Сам не ведаю, иду куда глаза глядят.
— Возьми меня с собой.
— Пойдём, брат! Я товарищу рад.
Пошли вдвоём и увидали богатыря. Захватил тот целую гору и несёт в овраг. Удивился Медведко:
— Вот чудо так чудо! Уж больно силён ты, Горынюшка.
— Ох, братцы, какая во мне сила? Вот есть на белом свете Ивашка-Медведко, так у него и впрямь сила великая.
— Да ведь это я!
— Куда же ты, Медведко, идёшь?
— А куда глаза глядят.
— Возьми и меня с собой!
— Ну пойдём, я товарищам рад.
Пошли дальше втроём и увидели: чудо-богатырь в лесу работает: который дуб высок, — тот в землю толкает, а который низок, — из земли тянет.
Удивился Ивашка:
— Что за сила у тебя, Дубынюшка!
— Разве это сила? Вот Ивашка-Медведко, тот и впрямь силён.
— А это я и есть.
— Куда же ты путь держишь?
— Сам не знаю, Дубынюшка!
— Ну, возьми меня с собой!
— Идём! Я товарищам рад.
Стало друзей четверо.
Шли они путём-дорогой; долго ли, коротко ли, — зашли в тёмный, дремучий лес. В том лесу стоит малая избушка на курьих ножках и всё повёртывается.
Говорит ей Ивашка:
— Избушка, избушка, стань к лесу задом, к нам передом!
Избушка поворотилась к ним передом, двери сами растворились, окна раскрылись.
Вошли богатыри в избушку — нет никого, а возле избушки хлевец, полный овец.
— Ну, братцы, останемся здесь на время, отдохнём с дороги.
Ну, ночь ночевали ничего: всё тихо было.
Утром-светом говорит Ивашка-Медведко:
— Ну, братцы, всем нам сидеть дома не годится, давайте кинем жребий — кому дома оставаться, кому на охоту идти.
Кинули жребий — пал он на Усыню-богатыря.
Названные братья его на охоту ушли, а Усыня зарезал барана, настряпал, наварил, чего душа захотела, вымыл голову, сел под окошечко и начал гребешком кудри расчёсывать.
Вдруг закрутилось-замутилось, застучало-за-гремело, — и вошёл старичок — сам с перст, усы на десять вёрст.
Глянул сердито и закричал на Усыню:
— Как смел в моём доме хозяйничать? Как смел моего барана зарезать?
Отвечает Усыня:
— Не кричи! Прежде вырасти, а то тебя от земли не видать! Вот возьму щей ложку да хлеба крошку, всего тебя заплесну.
Старичок с ноготок ещё пуще озлобился:
— Я мал, да удал!
Схватил горбушку хлеба и давай Усыню по голове бить. До полусмерти прибил, чуть живого оставил и бросил под лавку; потом съел зажаренного барана и ушёл в лес.
Усыня обвязал голову тряпицей, лежит да охает.
Воротились братья и спрашивают:
— Что с тобой, братец, сделалось?
— Эх, милые, затопил я печку, да от великого жара разболелась у меня головушка — весь день пролежал, не мог ни варить, ни жарить.
На другой день остался дома Горыня-богатырь, наварил, настряпал, сел под окошечком, подрёмывает; вдруг застучало-загремело, отворилась дверь, вошёл старичок — сам с ноготок, борода с локоток.
— Тут мне попить-погулять у Горынюшки.
А Горыня ему в ответ:
— Ишь ты! Незваный просишься! Не для тебя жарил, парил, — целый день трудился.
— Так-то ты меня потчуешь!
Схватил старичок железный толкач, бил Горыню, бил, под лавку забил; съел всё до крошки и прочь пошёл.
Воротился Ивашка-Медведко с братьями.
— Ну-ка, Горынюшка, что ты нам на обед сготовил?
— Ах, братцы милые, ничего не варил; печь угарная, дрова сырые, так угорел, что и силы нет.
Снова легли спать, не ужинавши.
На третий день братья на охоту пошли, а Медведко дома остался. Выбрал он лучшего барана, зарезал его и зажарил. Избу прибрал и лёг на лавочку. Вдруг застучало-загремело — идёт во двор старичок, — сам с перст, усы в десять вёрст: на голове целый стог сена тащит, а в руках большой чан воды несёт; поставил чан с водой, раскидал сено по двору и принялся овец считать. Видит — не хватает одного барана, рассердился, разгневался, вбежал в избушку — и ну Медведку тузить.
Ивашка вскочил, ухватил старичка за длинные усы… и ну таскать по всей избе; таскает да приговаривает:
— Не узнал броду, — не суйся в воду.
Взмолился старичок — сам с перст, усы в десять вёрст.
— Смилуйся, сильно могучий богатырь, отпусти меня на все четыре стороны.
А Медведко его не слушает; вытащил старика на двор, подвёл к дубовому столбу и в тот столб забил ему усы, железным клином заклинил; потом воротился в избу, сидит да братьев дожидается.
Пришли братья с охоты и дивуются, что он цел-невредим, да изба прибрана, да обед на столе.
Ивашка-Медведко усмехается:
— Пойдём-ка, братцы, ведь я ваш угар поймал, к столбу привязал.
Выходят на двор, смотрят — старичок давно убежал, только усы на столбе мотаются. А у столба глубокая дыра.
Пошёл Ивашка в лес, надрал лык, свил верёвку и велел братьям спустить себя под землю. Опускался, опускался и очутился в подземном царстве.
Увидал Ивашка дорожку торную и пошёл по ней, шёл-шёл — стоит дворец; во дворце сидят три девицы, три красавицы, и говорят ему:
— Ах, добрый молодец, ты зачем сюда зашёл? Держит нас в плену старый старичок — сам с перст, усы в десять вёрст; у него сила в усах непомерная, он тебя убьёт, твои косточки сжуёт.
— Ничего, — говорит Ивашка, — его усы на столбе мотаются.
Зашёл он к старичку в горницу, ухватил его за правую ногу, ударил о железный пол, тут тому и смерть пришла.
Воротился Ивашка к девицам, забрал их с собой и повёл к норе да как крикнет:
— Тащи, Усыня, вот тебе жена!
Богатыри девицу вытащили и опустили верёвку снова вниз. Привязал Ивашка другую сестру:
— Тащи, Горыня, вот тебе жена!
И ту вытащили.
Привязал Медведко меньшую сестру и крикнул:
— А это моя жена!
Тут Дубыня рассердился, обиделся и, как стали Медведко тащить, взял Дубыня топор и разрубил верёвку надвое.
Упал Ивашка в подземное царство, больно зашибся и заплакал.
— Братья, вы, братья, неверные друзья. Я к вам с добром, а вы ко мне со злом.
Ну что поделаешь?
Побрёл Медведко по нехоженым тропам, устал, да и есть хочется; вдруг видит: в гнезде пять птенцов сидят. Каждый птенец — что добрый баран.
Хотел Медведко одного птенца убить, а птенцы криком кричат:
— Не тронь нас, Ивашка, будет матушка наша, птица Могол, горькие слёзы лить.
Зажалел Ивашка птицу, не тронул птенцов.
Вдруг шум-гром, — налетела птица Могол, закричала страшным голосом:
— Фу-фу-фу! У моего гнезда русским духом пахнет! Я тебя, молодец, одним глотком проглочу.