— Только не надо слишком уж увлекаться, — хмыкнул он, — если все получится, сходим куда-нибудь? Не в Ласточку, упаси Живица. Мне нравится, когда ты пла… Окос, звучит отвратительно. Но, надеюсь, ты поняла.
— Поняла.
Сбежать не удалось: ее схватили за руку.
— Не хочешь — откажись, я не обижусь. Но не уходи от ответа.
— Слушай, я расплакалась не для того, чтобы ты этим пользовался и назначал свидание.
— А я, может, в дружеском смысле…
— Тогда нет, — ответила Жаннэй прежде, чем успела осмыслить, что именно говорит.
— А если не в дружеском? — Улыбка Кима стала до неприличного широкой.
Вот они, Коты — флиртуют, когда судьба их друга под угрозой. На холоде, на чужом крыльце. Это должно было бы отталкивать, но на деле… придавало сил? Как будто он и впрямь верил, что все будет хорошо, и ничто им не помешает. И эта уверенность была заразна.
— Я подумаю. Сначала выиграй для нас это дело. Ты же помнишь — нужно выбить других представителей общества, и…
— Заметано! Не пустишь, да?
Жаннэй отрицательно покачала головой.
— Не в этот раз.
— Ловлю на слове.
Он удалился, что-то легкомысленно насвистывая. Глядя ему вслед, Жаннэй почему-то чувствовала… успокоение?
По крайней мере, она снова могла на кого-то положиться.
— Я не знаю, почему ты мне до сих пор не веришь, — сморщила носик Яйла, — даже Жан мне больше в черепе дырки не высверливает, а ты — не веришь.
Они сидели в актовом зале школы.
В актовом. Зале. Школы.
Это не укладывалось в голове.
Даже после того, как Жаннэй в третий раз объяснила, что это ни в коем случае не судебное заседание. Если доходит до суда, это значит, что ее миссия провалена.
Это — мирное урегулирование.
Сюда не вызывают повесткой, сюда приглашают… или нет. Любой желающий может прийти, любой, кто считает, что его интересы задеты.
Любой, кто боится виновников собрания и считает, что они могут навредить общественному порядку.
Приходят — и рассаживаются по фракциям, островками, стайками, места полно. Вот клубок кумушек, которые просто любят бывать на такого рода мероприятиях, вокруг них — пустые стулья, расползаются сплетни…
Жабы будто поделены надвое, тянутся к двум полюсам. Хонга и Айна Ваар приветствуют родственников помоложе; второй полюс — пустой стул, к нему стараются держаться поближе старики. Ждут.
Дядь Кееха ждут.
Песчанки, пара Коз… даже Змеи…
Из братьев Нут пришел только один, медленно сел за стол на сцене, замер; за недолгое их знакомство Ким так и не научился отличать одного кряжистого и шумного брата от другого. Он даже ни разу не видел их порознь.
А тут — только один.
Возможно, чтобы показать, что они не поддерживают никого — полностью.
Или у другого просто суд.
— Много думать — вредно, — фыркнула Яйла, так и не дождавшись ответа, — ты хмуришься, пялишься на людей, никто не любит, когда на них пялятся. И за что мне такой пасынок? За что?
Когда Яйла нервничала, она становилась говорлива. Бессмысленно, бестолково говорлива, и маленькие лапки с аккуратным маникюром перепархивали с коленей на ручку сумочки, теребили бахрому отделки, жили какой-то своей жизнью. Могло показаться, что Яйла их не контролирует.
Но она была одной из немногих Кошек, которые снимали накладные ногти в салоне, а не собирали с пола после случайной трансформации.
Ким действительно ей не верил.
Слишком сложно было понять: мачеха это говорит, или это всего лишь очередная ее ужимка, чтобы казаться… правильной, что ли?
В настоящей кошке нет настоящего.
Всего лишь почти неуловимые следы настоящего. Как иногда пишут на горьком шоколаде: может содержать следы арахиса, будьте осторожны, аллергики.
А то однажды горло перехватит, раздует — и повезет, если рядом окажется таблетка.
— А мог бы и поверить, знаешь ли, — обиженно ворчала Яйла, — мог бы и поверить. Я бы такую глупость не делала. Ну, было бы у девочки еще годика два бурной юности, что мне, жалко, что ли? Я ж не знала, что так на нее давлю, она же не возражала, ну, переоценила я ее немного, с кем не бывает? Переоценила… И тебя тоже, но тут ничего не поделать, родился с ветром в голове, что уж тут, но Лиль-то толковая… Ну сколько бы они продержались?.. Год, два? Подростки… А теперь посмотри на них.
Ким посмотрел: их устроили в удобных креслах на возвышении в центре. В другой день там мог бы вальяжно устроиться директор, жирный и мудрый Змей, и шипяще петь про свои подвиги во благо детского образования.