И его жреческие одеяния цвета болотной тины только усиливают впечатление.
Если бы Ким был уверен, что дядь Кеех на стороне Герки, можно было бы не волноваться.
Но он не был… уверен. Больше.
Где же Жаннэй?
Где?
Уже забеспокоился даже сидящий за притащенным на сцену столом Нут: вот он грузно опирался на столешницу, застывший, как деревянная фигурка, а вот уже обводит взглядом зал и подзывает секретаря. Тот что-то шепчет ему на ухо, склонив плоскую железную голову.
Наверное… «Не можем начать, нет представителя».
Где?
Могло ли с ней что-то случиться?
Что?
— Положи обратно, — в шепоте Яйлы определенно звучали стальные нотки, — положи обратно эту гадость, пока я тебе по рукам не надавала.
Ким обнаружил в руках пачку. Сунул от греха подальше в карман пальто, снял его со спинки стула, сложил и отдал Умарсу.
— Подержи.
Тот принял без спора.
— А где Жаннэй? — Спросил, — Она же защищает?
— Да.
— Так где? Все уже здесь, кто надо…
— Она…
И тут распахнулась дверь.
Ким просто знал, что это она, хоть и сидел спиной. Но все-таки обернулся.
И Жаннэй вошла в зал.
Лиль очень устала.
Вроде бы и не делала ничего, только встала с кровати, умылась, села в машину, да доехала до этой дурацкой школы — а устала, как будто всю неделю только и делала, что решала контрольную за контрольной, а не валялась себе в постели. Голова распухла, ее какой-то бог-садист будто перепутал с подушкой для булавок. Острая боль колола виски и отступала. И опять, и опять.
Звуки казались приглушенными, происходящее — нереальным. Все, в чем она была уверена — это в руке Герки, за которую цеплялась.
Без нее она бы, наверное, давно уплыла — заснула бы, или прямо в обморок.
Что-нибудь такое.
Простенькое.
Но со вкусом. Изящно. Чтобы сбежать.
Она знала, что ей ничего не грозит. В самом худшем случае она все равно оказывалась жертвой. Геркиной жертвой, жертвой несчастного случая.
А с родителями — работают.
И Яйла обещала помочь с документами на Канги.
Яйла очень изменилась. Теперь она держит себя с Лиль отстраненно, подчеркнуто вежливо. Выплачивает долг, а не разговаривает. Когда выплатит — оборвет общение, не раздумывая.
Случись эта перемена еще недавно, и Лиль бы танцевала танец счастья и радости. Но после долгой разлуки с Канги и родителями ей бы не помешала капелька даже той, притворной заботы. Лиль и сама не заметила, как привыкла к Яйле.
Хочется опереться на Геркино плечо. Спрятаться за его спину. Но это было бы неправильно.
Она в любом случае отделается малой кровью. Для нее все уже кончилось, вернулось на свои места, она уже свободна, и, если она сейчас встанет и выйдет из зала, никто и не подумает ее задержать.
Она — добровольный свидетель. Всего лишь телекинетик, да и телекинетик слабый. Чистая кровь, ни одной престарелой тетушки в учреждении. Полноценный член общества, не подкопаться. Жертва.
Герка — обвиняемый.
За Геркиной спиной нельзя спрятаться от того, чего Лиль на самом деле боится — потому что она боится за Герку.
Все, что ей остается — цепляться за его руку.
Жаннэй входит в залу быстрым шагом. Слишком быстрым — Лиль плохо знает Жаннэй, Герка с ней лучше знаком, и Герка наклоняется, чтобы прошептать в ухо:
— Она нервничает.
На лице Жаннэй — холодном, замершем лице, ни морщинки, безмятежная фарфоровая пустыня щек, черные провалы глаз, не женщина, а снеговик, — нет ничего.
Но Лиль верит Герке.
И начинает нервничать тоже.
У нее всегда было хорошее зрение, но сегодня глаза шутят с ней ужасную шутку: она больше ничего не может видеть, кроме этого лица и мертвых пуговичных глаз. И то, что она видит их замечательно, так четко, как в замедленной сьемке, видит даже поры на чистейшей коже — это не помогает.
Лиль очень хочет доверять Жаннэй.
Она так старалась ей доверять.
Так старалась.
Герка ей доверяет.
И, главное, не понять почему он так в нее верит. Потому что посоветовала настрочить анонимку и это, кажется, сработало?
Потому что не взяла когда-то за шкирку и не отвела в отделение?
Потому что оставила их наедине тогда, в палате?
Потому что Ким ей верит, а Герка верит Киму?
Этот кошак как никто умеет заползти в чужую душу и свернуться там теплым клубочком: казалось бы, нежеланный жених, навязавшийся друг, человек-вечно-по-уши-в-телефоне, а Герка ему доверяет так, будто они знакомы не несколько месяцев, а всю жизнь. Да и Лиль не может сказать плохого слова. Не могла даже тогда, когда некого больше было винить в пропаже родителей. Даже понимая, что он, скорее всего, косвенно послужил причиной.