Да, здесь бензин продают в бутылках — обычных, пластиковых, из-под газированный напитков навроде «Колы». Конечно, это не отвечает правилам безопасности, но на них всем плевать, если основная часть заправочных станций прекращают свою работу в шесть или в семь вечера, а тебе необходимо проехать через весь остров на крутую дискотеку. Я же со своей стороны давно понял, что бутылка бензина в хозяйстве лишней никогда не будет. Это не раз выручало меня. Выручило и теперь.
— Твою же мать!.. — выругалась с досады девушка. — А мне еще обещали, что все исправно! Клялись!
— Так все исправно, — я завел байк, проверил свет и тормоза — они поддались без проблем.
— Да как это все?! А датчик?!
— Это мелочи, — я отряхнул руки и ушел к своему агрегату, чтобы отвезти его во двор.
Девушка поглядывала на меня с чуть меньшей агрессией, чем прежде, но ласковым ее лицо все же трудно было назвать.
Когда я уже закрывал ворота, она вдруг спросила:
— Мы что, соседи?
Я улыбнулся, не стал отвечать, закрыл створку до конца и через несколько секунд услышал по ту сторону ограждения:
— Спасибо, сосед!
Я утер ладонью взмокшее лицо, сплюнул и пошел восвояси.
18 сентября
Дома я не нашел покоя.
Бродил по комнате, зачем-то все время подходил к окну, возвращался за стол и снова вскакивал. Смотреть кино мне перехотелось — я заранее чувствовал, что ни один, даже самый великолепный фильм, не проберет меня сегодня.
Мне срочно нужно было вновь увидеть ее. Эту девушку. Немедленно. Иначе бы я сошел с ума. Я уже сходил, сам не понимая, почему, и метался как зверь по клетке.
Я решил — если не встречу ее, возьму проститутку. Любую.
Я догадывался, что дело скорее не в этой длинноносой европейке, похожей то ли на гречанку, то ли на итальянку, дело в том, что мне просто требовалось женское общение, даже без интима. Хотя что я вру?!. Интима мне хотелось еще больше. А всему виной эти дурацкие желтые трусы, дьявол бы их побрал!..
Я проверил наличность в кармане, покурил на дорожку и поехал в город, в тот район, где месяц назад мы были с Крисом. Я немного переживал о том, что стану делать, если встречу там Нок и Мали, но заранее условился, что делать ничего не буду. Поздороваюсь и пойду дальше. А может, и здороваться не стану, потому как вряд ли они так сходу опознают меня. Впрочем, натолкнуться в тех местах на кого-то знакомого шансов было не больше, чем выбить трехочковый, не глядя. Но я очень хотел найти ее — девушку в желтых трусах из окна напротив, мою соседку.
Я рассуждал банально: куда может отправиться на ночь глядя только что приехавшая молодая, одинокая туристка? Конечно, в эпицентр разгульной жизни. Там проще всего скоротать время, найти компанию и любое развлечение — хоть лобстера на ужин, хоть случайный секс.
Я провел рейд по главной улице, все такой же шумной и безобразно пьяной. Я заглядывал в кафе и бары, искал среди сотен лиц и спин, но, конечно, ничего не нашел.
После двухчасовых поисков я сдался. Забрел в первую попавшуюся харчевню и ел без аппетита жареный рис с креветками. Потом спустился к морю и без проблем наткнулся на целую шеренгу девиц. Я долго не выбирал. Ткнул в первую попавшуюся, которая показалась чуть менее противной остальных.
Что-то умерло во мне в тот вечер, и на месте умершего молниеносно возникла тупая, животная ярость.
Не помню, спросил ли я, как звали ту девушку. Наверное, не спросил. Я только поинтересовался у нее, где здесь в шаговой доступности комнаты поприличнее. Она показала куда-то вглубь переулка, мы пошли в ту сторону. И пока брели, я позабыл даже, как зовут меня самого, стер из памяти все имена, глаза и губы, которыми когда-либо дорожил.
И тебя стер, Марта. Как мне показалось, навсегда.
Настолько сильна и слепа была эта ярость, огромна, бесчеловечна, что я взял ту девчонку вообще без вступлений. Она еще пыталась изобразить удовольствие, а я просто попыхтел над ней от силы минуты две, кинул наличность и ушел. Раздавленный и шальной как черное полотно моря, безоружное перед жестоким штормом.
19 сентября
Проснулся я в тумане и бесконтрольной разрозненности чувств, не ощущая толком ни конечностей, ни туловища, ни головы. Тело было совершенно ватным, пришибленным к простыне будто тяжелая ноша с оторванными ручками.
Я пролистнул память, вспомнил покореженное лицо ночной проститутки, и меня самого враз передернуло.
Господи боже…
Я спустил ноги на пол и порадовался его прохладе — твердой и незыблемой, дающей чувство опоры.
Я вернулся к себе. Я не потерял себя. Я снова был собой.
И в этом, казалось бы, счастливом осознании, первой воспрянула тоска по тебе, дорогая Марта.
Я даже не буду искать оправданий своим действиям и выдумывать того, чего не было. Я просто слишком понадеялся на то, что прошиб наконец кокон, в котором умирал от любви к тебе. А вместо этого в очередной раз станцевал танго самоубийцы. Быть может, и правда единственным окончанием этих мытарств может стать только моя физическая смерть?
Переделав все рабочие задания, я стремглав помчался в кафе к Сэму. Его пропитанный канабисом уголок еще вселял какую-то крошечную надежду на беспечность.
Сэм беззаботно курил на веранде глиняную трубку и, конечно, счастлив был видеть меня так же, как любого другого гостя.
— А, дружище!
— Привет, Сэм.
— Привет!
Он раскачивался в гамаке, короткий и сухой как стручок ванили. И цветом такой же черный, почти угольный. Лишь белые редкие зубы и белки глаз светились на лице. Сэм пригласил присоседиться к его извечной сиесте.
Прибежала Пенни и с бесконечным энтузиазмом ухаживала за нами. В динамиках играл Боб Марли, море плескалось игриво.
Я скурил добрых полтора косяка и поплыл в сонную, тягучую субстанцию кайфа.
— Как поживаешь, братишка? Нашел друга? — спросил Сэм.
— Друга? — я вытащил глаза из завораживающей прибрежной полосы.
— Американец. Белый.
— А, Крис… — я отдал Сэму трубку и улегся поудобнее на большой мягкий пуф. — Нет. Я не знаю, где он.
— Окей. Не волнуйся. Приплывет, — смеялся растафарианин хрипловатым старческим смехом, раскачиваясь в гамаке.
— Приплывет? — зацепился я за это слово как за спасительный канат. — Когда?
Сэм улыбнулся морю:
— Когда придет время.
Мне взгрустнулось после этих слов. Душу обожгло словно каким-то предчувствием. Мне было неведомо, что творилось в голове у этого старика, но обрывочные воспоминания о Крисе, о котором он напомнил, не придавали мне сил. Он исчез почти месяц назад, но мне до сих пор его не хватало.
А Сэм меж тем продолжал допрос:
— Ты нашел женщину?
— Какую женщину, Сэм?
— Ту, которая тебя укусила в глаз! — он снова хохотал как отбойный молоток.
Только вот мне было не смешно.
Появилась Пенни, поставила на столик чай.
— Пенни, — задержал я ее, — у меня что-то с глазами?
Она присмотрелась внимательно и озадаченно.
— Да, сэр.
— И что с ними?
— Они красные.
И Пенни, и Сэм покатились со смеху одновременно. Я, наверное, и рад был бы с ними нахохотаться вдоволь, от души, но смеялся все-таки неискренне.
Глаза у меня действительно были будто у крысеныша-альбиноса — чахлые, усталые, с полопавшимися сосудами. Бессонница, марихуана и частая работа за компьютером никак не могли благотворно повлиять на них. Я всегда знал, что глаза — мое слабое место. Я любил глазами, ненавидел глазами и желал тоже глазами. А прошедшей ночью, они едва не полопались от ярости, и это при том, что я позволил себе все, не перечил ни единому позыву, что называется, «сорвался с цепи» и начхал на весь свой внутренний уклад, на все свое воспитание, принципы, надежды.