Но я не хотел быть Буддой.
— Значит, ты уже на пути, — Саша с улыбкой воткнула палочки в свежую зелень салата. — У не-хотящего шансов обрести больше, чем у того, кто рвет пупок из последних сил.
— Это очень относительно, — сказал я. — Земной жизни это точно не касается.
— Но Будда жил на земле.
— И да, и нет.
— Иногда я хочу проткнуть этими палочками твои глаза.
Я засмеялся.
Тут подошла Пенни, как всегда, бесшумно словно призрак. Она молча положила на стол папку со счетом и ликвидировалась.
Я позвал ее:
— Пенни! Мы еще хотели чай заказать! Ты поторопилась!
Через пять минут она громыхнула перед моим лицом глиняным чайником и бросила сверху новый рукописный листок с его стоимостью.
— Пенни, в чем дело?
— Кафе закрывается.
— Я знаю, Пенни. Но мы ведь можем еще посидеть? Мы все уберем за собой.
Пенни резко отвернулась и кинулась со всех ног к бару. Она скрылась на заднем дворе, а я ровным счетом ничего не понимал. Будь она биологической женщиной, подумал бы, что определенный день месяца так на нее повлиял. Но я прежде никогда не замечал за Пенни таких резких скачков настроения.
Я извинился перед Сашей, попросил подождать меня, а сам пошел к заднему двору, где располагались туалет и кухня.
Я нашел Пенни возле мойки. Она сидела на корточках, вдавив голову в колени, и рыдала.
— Пенни?.. — я присел рядом, положил ладонь ей на плечо. — Пенни, что с тобой?
Она ревела истошно, захлебывалась и не могла ничего ответить. Потом кинулась мне на шею и продолжала изливаться слезами в мою футболку.
— Пенни… Господи боже… — от бессилия и потерянности я закрыл глаза.
Рыдания не прекращались еще долго. Я не знал, как ее успокоить. Просто дождался, когда буря понемногу стихнет, еще раз обнял, поцеловал в лоб и пошел к Саше.
Мог ли я предположить, чем обернется моя такая поверхностная дружба с Пенни? Можно ли вообще заранее прогнозировать эти вещи?
Часто люди страдают по большей части из-за того, что кто-то другой не ответил взаимными чувствами на их чувство. Досадуют, что никто не возьмет на себя ответственность за чужое разбитое сердце. Но правда в том, что нет никаких законов, по которым один человек обязуется любить другого человека за один факт его любви. Как бы не было обидно, никто не в ответе за то, что чувствует друг, знакомый или родственник.
Давление на жалость, шантаж, различные манипуляции — все это призывает к чувству вины, но с любовью у этого чувства мало общего. Мы отвечаем лишь за собственные поступки, а с Пенни я был честен: не просил, не давил, не скрывал реального положения вещей. Она все это видела, понимала, но… продолжала надеяться. Я не был виновен в этой надежде, и все же вина неприятно царапнула мое сердце, когда я увидел ее, убитую горем.
Мне не нужно было объяснять, подчеркивать и приводить доводы — она увидела все своими глазами: наши отношения никогда не переступили бы порог дружбы. На то была масса причин, и каждый из нас об этом знал заранее.
Я не мог и не хотел брать на себя ее боль так же, как не мог и не хотел винить тебя, дорогая Марта, в том, что несколько месяцев не находил себе места. Как не мог обвинять Криса в том, что скучал по нему. Все, за что я имел право предъявить ему претензии, так это за факт исчезновения — Крис наверняка был в состоянии как-нибудь предупредить или отправить весточку позже. Но он этого не сделал. Потому я его винил — за его действия, но не за свои чувства. Здесь заключается глобальная разница во взгляде на взаимоотношения, которые, как ни крути, накладывают обязательства. Однако здесь речь об обязательствах перед деяниями, общением, честностью, но не перед возникающими в последствии субъективными ощущениями.
Когда ты, Марта, ругалась на то, что скучаешь дома в то время, как я иду на вечеринку с коллегами, у меня не хватило аргументов объяснить тебе, что дело не в веселье, а в том, что мне нужна эта работа. Нам двоим нужна. И вечеринка — не столько развлечение, сколько часть этой работы. Не пойди я туда, и поползли бы гадкие слухи. Я должен был оставаться в среде коллег, хотел я этого или не хотел.
А ты бранилась и жаловалась на пустоту в твоей жизни. Вещи, купленные на мои деньги для тебя, не приносили тебе должного удовлетворения. Тебе хотелось заработать самой, как ты привыкла. Тогда я воспринимал подобную позицию как некий каприз. Сейчас же пересмотрел свое видение и где-то сожалел, что не понял раньше. Но, так или иначе, ты не должна была обвинять меня в своей скуке, делать виноватым, шантажировать моим относительным успехом на фоне твоих неудач.
Я не бросал тебя. Я заботился о тебе. Но я не мог нести ответственность за твои чувства — тогда, как и ты за мои — сейчас. Я только благодарил судьбу, что когда-то наши чувства друг к другу были взаимны до мельчайшей частицы, до крошечного атома. Такой дар находят далеко не все. Пенни не нашла. Девчонки, влюблявшиеся в голубоглазого Криса, не нашли. А мы с тобой, Марта, не просто нашли, но и сумели сохранить. На какое-то время.
— Кто она? — задала вопрос Саша, когда мы вошли в мою комнату.
Я догадался, что она спрашивает о Пенни.
— Моя массажистка.
— Это переодетый парень?
— Да.
— У вас с ним был секс?
— Нет.
— Почему? — Саша стянула футболку и улеглась на кровать спиной, широко расставив колени — я наблюдал ее лицо между ними.
— Потому что я не сплю с парнями.
— И все? Вся причина?
Что-то не нравилось мне в ее интонациях. Говорила она знакомым шутливым голосом, и, тем не менее, присутствовали нотки какого-то иного, скрытого смысла. Однако на сегодня мне было достаточно загадок. Я запретил себе обращать на это внимание и занялся кофе.
Саша бродила по дому, брала некоторые вещи, рассматривала, ничего не ища, но с любопытством, присущим кошке, которая впервые попала в новое жилище. До этого мы проводили время только у Саши. Сегодня она настояла заглянуть ко мне.
— Ты минималист, — заметила Саша.
— Возможно.
— Я ничего о тебе не знаю.
— Как и я о тебе.
Она загадочно улыбнулась.
— А это что? — спросила она, добравшись до стопки с дисками. — Порнушка?
Саша держала коробку с фильмами Тинто Брасса. На ней красовались женщины в разных фривольных ситуациях: одна ехала на велосипеде с задранной юбкой, другая ласкала себя перед собственным отражением в трюмо.
— Это эротика.
— Ты на это дрочишь?
— Иногда. Но теперь реже.
— Почему?
— Потому что появилась ты.
Саша засмеялась, но продолжала рассматривать картинки — они увлекли ее.
— Давай вместе посмотрим.
— В качестве разогрева? — я притянул ее к себе, она ткнула ребром диска мне в солнечное сплетение.
— В качестве просмотра.
— А если я захочу большего?
— Поставим на паузу. Я хочу увидеть, что тебя возбуждает.
— Тогда посмотри в зеркало.
— Вставляй! — смеялась она. — Только не член, а диск, — Саша красноречиво протянула мне коробку.
Впервые что-то подобное я смотрел с тобой, Марта. Другим моим женщинам не приходило мысли посвящать общее время просмотру эротики и уж тем более порнографии. На этой почве даже случались скандалы, особенно с женой, которая однажды случайным образом выяснила, что я иногда живо интересуюсь не самым возвышенным кинематографом. Для нее стало открытием узнать, что женатому мужчине при наличии регулярной близости с супругой изредка хочется заняться самоудовлетворением.
Будь я настолько эксклюзивным, думаю, индустрия порно не обрела бы столь широкий масштаб. Но голая правда состоит в том, что не только одиночки снимают напряжение наедине с собой. Более того, я не имею ввиду исключительно мужчин. У женщин потребность в легких оргазмах ничуть не ниже. Но так уж вышло, что в обществе сольные игры воспринимаются чем-то грязным, вынужденным и неестественным. А уж если дело касается женщины, то и вовсе недопустимым.