И я рад, что в отношениях с тобой, моя дорогая Марта, я сбросил с себя множество предрассудков. Ты первая пошла навстречу. Включила какой-то дешевый ролик и предложила посмотреть вместе.
— Зачем? — у меня тогда глаза на лоб полезли.
— Хочу увидеть твою реакцию.
— Значит, на улице ты бесишься, если я на кого-то вдруг засмотрюсь, причем одетого, а здесь — пожалуйста?
— На улице — это другое. Там живые девушки, которые могут вызвать фантазии. А здесь — актрисы. Они не возбудят чувств. К тому же я буду рядом. Это честно.
В одном ты была права. Меня наверняка пожелают четвертовать за эту истину, но, отдаваясь просмотру порно, мужчина редко видит перед собой ту девушку, которая находится в данный момент на экране. Образ может быть совершенно любым — любимой женщины, недоступной одноклассницы, случайной прохожей, а может и не быть вовсе: тупая, механическая стимуляция эрогенных зон с целью выпустить пар и расслабиться. Порноактрисы не западают в душу. Это скорее исключение. Никто не рассматривает их лиц и особенностей. Может поразить какая-то деталь: форма половых губ, размер груди, даже пальцы на ногах, но все это без привязки к личности.
И я не знаю, как ты поняла это, Марта, как раскусила. Иногда твоя проницательность выходила далеко за рамки типичного женского восприятия. Возможно, за это я тебя и полюбил.
— Давай.
— Что?
— Давай, я хочу увидеть, как ты это делаешь, — сказала ты где-то на середине ролика.
— Ты что, с ума сошла?
— Но ты ведь уже изнываешь!
— Конечно! Мы же смотрим порно, а не детские мультики!
— Вот и сделай так, как если бы меня рядом не было.
— Но ты здесь, черт возьми, Марта!
— Джей, пожалуйста… Тогда я тебе тоже покажу. Тебе интересно? — ты закусила губу, изображая то ли развратную потаскуху, то ли невинную девочку.
Я не решался ответить.
Потом сказал:
— Интересно.
— Ну вот! — обрадовалась ты. — Давай. Давай, Джей.
Я вытащил диск из коробки и установил в ноутбук. Его я поставил на стул напротив кровати, чтобы было удобно смотреть лежа. Саша ела лонган, лопая пальцами шершавую корочку, а я воровал у нее очищенные плоды, когда она слишком засматривалась в экран.
Я включил «Шалунью» — может, и не лучшее творенье данного режиссера, зато довольно невинное по сравнению со многими другими его работами.
В какой-то момент Саша перестала есть и повернулась ко мне:
— Не понимаю, что здесь эротического? Все такое наигранное, дурацкое. К тому же эти мохнатости между ног…
— Девочка, — сказал я, — это снималось тогда, когда еще не родился сперматозоид, зачавший тебя.
— Я, конечно, подозревала, что ты старый, мальчик, но не думала, что настолько!
Я засмеялся на ее такое искреннее возмущение — она редко сердилась по-настоящему, а в этот раз действительно осерчала.
— Тебя это пугает?
— Нет. Мне все равно, — она отвернулась.
Я поцеловал ее, но Саша вывернулась.
— Дай досмотреть.
— Тебе ведь не нравится.
— Этого я не говорила. Мне нравится главная героиня. Точнее актриса. Миленькая.
— Чем-то на тебя похожа.
— Че ты гонишь?
— Нет, — с серьезным лицом рассуждал я. — Есть общие черты: глаза, нос, подбородок…
— Пошел ты! У меня не такой длинный нос!
Я резко перевернул ее на спину и придавил сверху собой. Пора было переходить от выдуманных образов к реальности.
И в этой реальности Саша, живая и нахальная, со всеми своими грубоватыми шутками и бесконтрольной страстью, была моей. Она отдавалась мне смелее, чем кто-либо. Может, потому что я вообще ничего у нее не выпытывал и не требовал.
Может, чем больше свободы мы дозволяем своему партнеру, тем меньше ему хочется сбежать? Мужчин часто пугают серьезные отношения ввиду того, что их женщины требуют непрерывной отчетности, лезут буквально всюду — куда разрешили и куда совсем не стоит влезать. Но даже в длительной связи остаются вещи до боли личные. Туда мы порой не допускаем самих себя, не то что кого-то. А постоянный контроль может установить лишь барьеры в виде страха. И партнер не нарушает их не из-за любви, а потому что боится.
Боится, как животное, которое побьют, если не выполнит команду, отберут еду, игрушки, тепло. Отберут что-то необходимое. Люди, как звери, в клетках своих семей выбирают жить по установленным правилам, чтобы не погибнуть.
Но разве для этого мы создаем семьи? Для этого сплачиваемся и выбираем спутников?
— Зачем она все это делала — девушка в фильме? — спросила меня Саша, когда мы уже глядели в потолок над кроватью. — Ходила без трусов, танцевала с какими-то придурками на глазах у своего же парня…
— Как зачем? Чтобы заставить его ревновать. Чтобы он злился и добивался ее.
— Она хотела быть его собственностью.
— Не думаю. В ней просто играл азарт молодой женщины привлечь к себе побольше внимания.
— Не-е-ет, — демонически прошептала Саша мне на ухо. — Она хотела, чтобы он взял ее, скрутил и заставил быть только с ним. За весь фильм блаженное лицо у нее было только раз, когда он наконец оттрахал ее на мешках с мукой.
— Что-то я сомневаюсь, что она обрадовалась, окажись он тираном.
— Он просто слишком мягкий. Слишком правильный. Слишком понимающий. А ей нужен самец.
Я перелег на бок и изучал Сашин профиль.
— Почему же она тогда его выбрала? — спросил я после некоторых раздумий.
— Так, под руку подвернулся. В этой деревне немного молодых, симпатичных, одиноких парней. Отстойно же быть одной.
26 сентября
Ты спросишь меня, Марта, что я в ней нашел? В этой безобразной, дрянной девчонке без роду, племени и выдающихся качеств «настоящей женщины».
Ты думаешь, я не понял, о чем тогда говорила Саша? Думаешь, я такой лопух, что купился на прообраз фильма и в ус не дул, что она подразумевает в настоящем времени?
Ты тоже умела выражаться метафорически, что я не всегда угадывал скрытый подтекст. Это вас роднило. Во многом прочем вы были разнополярны как небо и земля.
Ты обожала готовить, хозяйничала, мечтала о доме, наполненном громкими детскими голосами. А Саша питалась чем попало и когда попало, дымила как матрос и проверяла наличие на мне презерватива всякий раз, когда мы отдавались друг другу. Ты меня полюбила, Марта. Супротив, бешено, одним рывком. А Саша просто держала меня под рукой, не давая шансов найти себе замену, но и не скрывая, что не против познакомиться с кем-нибудь еще.
Как-то она уговорила меня поехать на дискотеку. Дискотеки здесь — явление обычное и независящее от дня недели. Почти любой бар или кафе вечером устраивает сумасшедший дэнс с музыкальным сопровождением для любых предпочтений.
Саша любила техно. Мне такая музыка казалась синтетической и неестественной, хуже, чем накладные ресницы ледибоев и резиновые причиндалы томов (так здесь называют транссексуалов, перевоплотившихся из женщин в мужчин). Музыка техно грубая, яростная и больная. В ней настолько мало человеческого, что у меня даже руки онемели, когда мы с Сашей пришли туда.
Понятное дело, на танцпол меня не тянуло. А Саша отплясывала будто захваченная бесами, пила коктейль за коктейлем и пыталась совратить меня. Ни секс, ни алкоголь в такой обстановке не казались мне притягательными. Я с трудом понимал, какое удовольствие можно испытать под эти ритмы, от которых желудок наполняется рвотой, даже если ты ничего не ел.
Но я терпел ради Саши. Я называл это компромиссом: добровольно загнать себе под ноготь не всю иголку, а только несколько кончиков из целого швейного набора.
Но часа через три мои нервы начали сдавать. Последней каплей стало то, что за Сашей увязался какой-то паренек, а она и рада была — выплясывала с ним дикие танцы, размахивая всеми конечностями будто веревками.
Я ждал. Ждал. Ждал.
В голове вертелись нехорошие мысли, основной из которых была самая немилосердная — устроить драку и очень вероятно очутиться в тюрьме за избиение несовершеннолетнего туриста.