— Для чего это все?! — кричала ты. — Тебе ничего не нужно! Ты просто плывешь по течению!
— Марта, я не понимаю, о чем ты!
— Все ты понимаешь! Зачем я тебе?! Перекантоваться до следующей подходящей женушки?! Сколько раз ты был на свиданиях за последнюю неделю?!
— Я не был на свиданиях! Я работал!
Я работал. Утром. Днем. Вечером. Несколько раз не возвращался домой, потому что уже не ходили автобусы, а я экономил деньги на такси. Я продал машину. Я хотел другую машину. Другую квартиру. Где в подоконнике не будет трещин. Где ты сможешь пить кофе, глядя в окно. Где будет настоящая большая ванная, куда мы сможем залезть вместе.
Марта, я хотел пить с тобой шампанское в новой ванной, слышишь? Я хотел пить с тобой шампанское!..
— Подонок!
Ты швырнула в меня вазой с цветами, которые я тебе принес. Та раскрошилась о стену, не задев меня. Цветы засыпало осколками.
К тому времени мы не занимались сексом уже два месяца. Если выдавался выходной, мы проводили его либо в скандалах, либо в молчании. Я брал пальто и уходил. Возвращался, когда ты уже спала. Ложился рядом, изнывал от желания, но не трогал тебя, чтобы не разгневать еще больше, потому что утром на работу, и я должен выспаться.
— Марта, я люблю тебя.
— Нет.
— Нет, я люблю тебя! Объясни, что все это значит!
Ты стояла среди сумок, набитых моими вещами. В таком виде я обнаружил тебя вечером, когда пришел с работы.
— Уходи.
— Я никуда не собираюсь идти.
— Уходи к своей шлюхе!
— У меня нет никакой шлюхи!
Ты заплакала и стала разбирать мои вещи обратно. А я наблюдал и не верил, что все происходящее происходит на самом деле.
Я присел рядом с тобой, плачущей и обезжизненной.
— Что случилось, Марта?
— Что случилось? — Пенни обхватила мое запястье, когда я попытался встать с кровати, и меня вдруг повело в сторону.
— Все в порядке, — соврал я. — Мне нужен кофе.
Пенни бросилась к плите, опережая меня, и велела никуда не ходить — это было разумным решением. Но я все-таки добрался до компьютера, чтобы заглянуть в почту. И я никак не ожидал того, что увидел на экране.
— Пенни, какое сегодня число? — я не поверил дате, которой значились последние входящие письма.
— Восемнадцатое сентября.
Восемнадцатое сентября… Стало быть, я провалялся без сознания больше суток…
По счастью, никаких срочных заданий я не обнаружил. Но сам факт того, что я просто-напросто уничтожил целый день своей жизни, вызвал во мне новую вспышку презрения к безрассудству, в которое я пустился.
Некоторые люди считают, что все в жизни можно купить за деньги. Пожалуй, это так. Большинство вещей имеют свой денежный эквивалент. Знания, впечатления, власть, здоровье, даже любовь можно в каком-то смысле (иногда в самом прямом) купить. Но есть то единственное, что никогда не удастся приобрести. Никогда. Ни за какие суммы.
Я говорю о времени — это тот неиссякаемый, бесплатный, но совершенно невосполнимый ресурс, который мало кто по-настоящему ценит. И я тоже не ценил.
Однако, пролежав трупом на полу десятки часов в беспамятстве и осознав, какой ценой заплатил за совершенную глупость, я внезапно прозрел: я не сделал ничего, абсолютно ничего стоящего, ни одной малюсенькой вещи. Я был бесполезнее растения и камня, хуже, чем паразит, — я просто потреблял кислород и ни на что не был годен. Ни мыслей, ни чувств, ни действий. Обезвоженное ничто.
— Пенни, я отвезу тебя домой.
— Нет, — замотала она головой с испуганными глазами. — Нет. Все хорошо.
— Пенни, я должен тебя хоть как-то отблагодарить.
— Нет. Нет. Не надо. Все хорошо.
Я уговорил ее взять немного денег и тем самым хотя быть чуть-чуть облегчил совесть.
Мне было страшно смотреть на себя. Небритый, немытый, обросший как пещерный человек. Остаток вечера я самостоятельно приводил себя в чувства.
3 октября
На следующее утро я поехал в город подстричься, а на обратном пути решил навестить Сэма.
Когда я уже сворачивал с пригородного шоссе в гористую местность, из кустов прямо мне под колеса выскочил какой-то зверек. На скорости я не успел разглядеть, кто это был, только крутанул руль влево, чуть не сбил встречный байк и затормозил у обочины колесами и ногами одновременно. Сланец зацепился за камень, его подошву оторвало, но нога осталась цела. Разумеется, я здорово испугался, но все-таки пошел посмотреть, что случилось с животным.
Я побродил вдоль кустов. На асфальте остался темный след — то ли от протектора, то ли от крови. Колючие ветки поблизости были поломаны. Очевидно, зверь удрал от страха. Я утешил себя тем, что он хотя бы жив, и уже собирался уезжать. Как вдруг в кустах кто-то протяжно завыл тоненьким, плачущим голоском. Не желая футболки и колен, я пополз на звук.
В ливневой ямке сидел щенок. Он сиротливо поджимал переднюю лапу и плакал почти по-человечески. Я приблизился, а он весь затрясся, но никуда не убежал. Я вытащил его на свет и оглядел, подняв за шкирку.
Более нелепого пса придумать было сложно: тело у него короткое, рыжее, с сыпучей жесткой шерстью, а лапы длинные как у жирафа, при этом круглая маленькая голова и мохнатые лопухи вместо ушей — один лопух черный, второй темно-коричневый. Морда тоже черная, и на носу что-то вроде родимого пятна, розового, неправильной формы.
Щенок смотрел на меня несчастными обиженными глазами и будто бы попрекал за невнимательность на дороге.
— Сам виноват, — проворчал я. — И нечего так глазеть.
Пес снова заскулил, по всей видимости, от боли. Я снял футболку и уложил бедолагу в корзину на руле, которую использовал для перевозки покупок. Все бы ничего, животина туда поместилась целиком, только вот лапы торчали, а раненная телепалась при езде, словно пес приветствовал всех проезжающих и проходящих мимо.
Я отвез его к ветеринару.
В клинике мне сказали, что ничего серьезного не случилось. Лапу перевязали, дали каких-то таблеток, сделали укол, взяли кровь на анализ и вручили мне собаку обратно вместе с внушительным чеком за прием.
— Приходите через два дня. Уверен, с вашим мальчиком все будет в порядке. Только помойте его как следует, — улыбаясь, сказал мне молодой темноволосый доктор в халате и очках.
— Это не мой мальчик. Я его сбил случайно.
— Будет ваш.
— Сколько ему лет?
Доктор посмотрел на меня неодобрительно.
— Месяца четыре. Вы здесь живете?
— Да.
— Отлично. Он к вам быстро привыкнет.
— Ну, и что мне с тобой делать? — обратился я к собаке, когда мы уже вышли из клиники в обнимку. Собака издала нечто, отдаленно напоминающее лай. — Ты еще и гавкать умеешь?
Я погрузил его обратно в корзину и направился к Сэму.
Пес вел себя совершенно мирно и даже почти улыбался, если собаки вообще умеют улыбаться. Мы добрались без проблем.
— Сэм! — крикнул я еще от ворот.
Я вытащил «своего мальчика» из корзины и поставил на землю. Неуклюже ковыляя на трех здоровых и одной перевязанной лапе, он без вопросов пошел за мной в кафе.
— Сэм, тебе собака не нужна?
Сэм перегнулся через барную стойку и уставился на щенка.
— Ты решил, что собаки лучше женщин? — усмехнулся старый растаман. — Да, приятель. Они верные.
— Может, себе возьмешь? Не выкидывать же его.
Сэм вновь оглядел пса.
— Он страшнее меня! На тебя похож! — Сэм расхохотался. — Оставляй, если хочешь. Назову его Джей.
— Только попробуй.
Я свалился на стул, а щенок тут же юркнул мне под ноги и прижался к ним. Я потрепал его за ухом.
— Он от тебя не отстанет, приятель, — Сэм подошел с двумя бутылками пива, одну протянул мне — ту, что была без алкоголя. — Друзей и женщин нам выбирает жизнь.
— Она же их отбирает, — сделав глоток ледяного пива, ответил я.
— Это верно.
Сэм, я и Чак (этим именем я в тот день назвал щенка) глядели на размазанную полоску в небе — большую, вытянутую тучу, за которой пряталось солнце, отчего края ее подсвечивались бледно-голубым неоном. Сэм кряхтел и щурился, а Чак был весел и игрив, даже несмотря на побитую лапу, о которой он, похоже, забыл и носился по веранде, развлекая остальных гостей бара собачьим лаем.