Император ошеломленно смотрел на канцлера.
— Ты пойми, — горячо продолжал Владимир Алексеевич, — произошедшего не исправить, мертвых не воскресить… Думать надо о живых! Рассуди сам, это со всех сторон хорошо. И Софья будет счастлива, взяв на руки долгожданного младенца, и нам не придется брать лишний грех на душу.
Он испытующе взглянул в глаза императора.
— Ты же понимаешь, что Торвигг не имеет права на существование? Этот род уничтожен, стерт с лица земли. Оставив ребенка в живых как наследника мятежного рода, мы позволим взрасти и ненависти в его сердце, рано или поздно он станет мстить. А если он станет твоим сыном — возможно, он унаследует дар, которого в избытке было у его дяди — и он будет опорой Владимиру в правлении!
Александр молча слушал Громова, ощущая в своём сердце зарождающуюся надежду. Ведь, действительно, такое решение принесет только пользу. Тяжело поднявшись с кресла, он глухо произнес:
— Но никто, ты слышишь, никто не должен даже заподозрить, что мы пошли на такое.
— Об этом будут знать всего трое. Ты, я, да мой лекарь. Но за него я ручаюсь головой, он слишком многим обязан мне лично, и нашему роду в целом, и предан мне до мозга костей!
Утром отдохнувшая и выспавшаяся императрица с тревогой осматривала комнату, испуганно отметив, что приготовленная заранее колыбель пуста… Тут в дверь раздался осторожный стук — и в покои шагнул Александр 1, держа на руках маленький пищащий сверток.
— Дорогая, ты проснулась? Позволь мне кое с кем тебя познакомить, — он нежно улыбнулся, откидывая кружева, прикрывающие личико хнычущего младенца, — наш сын, Алексей Александрович, прошу любить и жаловать!
В тенистом углу небольшого сельского кладбища, верстах в семидесяти от Санкт-Петербурга, у неприметного серого надгробного камня с надписью: «Аннике Торвигг. Младенец Микаэль Торвигг. Покойтесь с миром» стоял, держа широкополую шляпу в руках, мужчина средних лет, с уверенной осанкой бывалого царедворца. Растрепав тщательно уложенные по последней моде светлые волосы, он протяжно вздохнул и прошептал: — Ну вот и все…
Развернувшись, Громов, а это был именно он, стремительным шагом отправился к карете, поджидавшей его неподалёку. Его ожидали государственные дела.
Тем временем в Рязани, в усадьбе мелкопоместных дворян Никитских, произошёл страшный пожар. Огонь полыхал так яростно, пожирая с огромной скоростью постройки и сад, окружавший дом, что подступиться к нему смогли лишь спустя много часов. Под плач и стенания соседей, из ещё тлевших развалин выносили останки несчастных хозяев… И мало кто смог бы узнать среди чёрных, скрючившихся в позе эмбриона фигур, юных красавиц Айне и Иви Торвигг…
Многие месяцы дознаватели Тайной канцелярии рыли носом землю, изучая малейшие связи финского княжеского рода, как родственные, так и дружеские. И лишь недавно выплыла на поверхность фамилия Никитские. Скрытно изучив все события, произошедшие в этой семье за последний год, дознаватели обнаружили, что в стенах усадьбы нашли укрытие сестры, по легенде, дальние родственницы хозяев, ставшие, по причине несчастного случая, сиротами.
Карающая длань империи нашла свою цель. Теперь-то мятежный род был, казалось, истреблён под корень.
Глава 3
16 лет спустя
Сны, странные сны… С самого раннего детства я ночами погружался в какую-то иную жизнь. Я видел роскошный дворец, прекрасных женщин, одетых в пышные платья, мужчин в ярких камзолах. И мальчика. Каждую ночь мы встречались с ним по ту сторону сновидений. Он всегда был грустным и тихим, иногда я видел, как он горько плачет от обиды, нанесённой ему старшими сёстрами или братом. Возмущение переполняло меня, возмущение и острое чувство несправедливости происходящего в этих снах. И я просыпался в слезах, с криками, пытаясь объяснить прибежавшим на шум родителям, что мальчик из моих снов очень одинок и печален, хоть и окружен самыми красивыми людьми, что я когда-либо видел… С тех пор я перестал любить сказки про принцев и принцесс, мне казалось, что за их прекрасными лицами может таиться злоба и жестокость.
Устав от моих ночных кошмаров, мама отвела меня к врачу. Я был мал и глуп, я честно и подробно отвечал на вопросы доброго дяденьки о моих снах, а потом — о том, чувствую ли я себя одиноко и покинуто, не обижают ли меня родители… Лекарства, прописанные доктором, подарили мне крепкий ночной сон, и, казалось, избавили меня от той незримой связи с грустным мальчиком.
Прошло немало спокойных лет. В одну из ненастных осенних ночей, когда холодный ветер, заунывно плача, пытался пробраться в окно, я снова увидел персонажа моих детских снов.