… тревожное, почти черное небо с оглушающим треском разрывали синие ветвистые молнии. Шло сражение, проносились огненные вихри, воздушные кулаки сминали людей, рассыпались искры от защитных куполов. Я метался, незримый и безгласный, почти под самими облаками, а внизу, подо мной, царил хаос. У стен какого-то замка шёл бой насмерть. Вдруг с оглушительным ревом на поле возникло чудовище, состоящее из множества смерчей, разметало сразу десятки человеческих фигур, кажущихся на его фоне кукольными… Чуть в стороне, на пригорке, стоял мужчина с воздетыми к небу руками, он что-то яростно кричал, и ему вторили молнии, бьющие по его зову… я страстно захотел рассмотреть его поближе, и словно переместился к нему на расстояние вытянутой руки… Громов! Моложе, крепче, но именно он противостоял страшному воздушному монстру, повелевая самим небом… Завершив заклинание, он рубящим жестом опустил руки, и Голем пропал…
Я проснулся в поту, с часто бьющимся сердцем… Облизав пересохшие губы, сел на кровати, пытаясь прийти в себя. Ни фига ж себе отдохнул! Что это было? Какое сражение прошлого привиделось мне? Такие яркие, красочные сны я видел лишь в те времена, когда невольно через них делил с Алексеем его жизнь. И чем это кончилось? Ещё не хватало каким-то образом переселиться в тело какого-нибудь воина за миг до его гибели! Бр-р-р… И Громов, это точно был он! М-да, а может, подойти к нему на балу, да спросить — а помните ли, уважаемый Владимир Алексеевич, как порешили ни в чем не повинного голема? И посмотреть на реакцию… Ага, отлично придумал, очень дипломатично! Ладно, шутки шутками, а любопытство только разгорелось. Сколько тайн — и ни одной разгадки!
Вызвав камердинера, я велел наполнить ванну водой, чтобы привести себя в относительный порядок перед балом.
Несмотря на так и не прекратившийся снегопад, к девяти вечера ко дворцу стали подъезжать экипажи разных мастей. Кутаясь в меха, высокие гости поспешно устремлялись в манившие гостеприимным теплом и светом залы. Скинув роскошные шубы на руки лакеям, степенные матроны и юные девушки, отцы семейств и молодые, лихой выправки офицеры, ведомые разносящимися по дворцу звуками музыки, шествововали по галереям, оживленно переговариваясь. Я с надеждой всматривался в толпы гостей, свободно фланирующих по обширной территории Зимнего, выискивая огненный отблеск волос юной Нарышкиной. Но меня отвлёк князь Тараканов, подошедший с коротким поклоном, ведя чуть ли не силком за собой сына.
— Ваше Высочество, рад новой встрече! Изумительный бал, ваши сестры сияют, словно брильянты чистейшей воды! Не так ли, Петенька?
И он поощряюще подтолкнул сына поближе ко мне. Тот недовольно сморщился, но, не смея спорить с отцом, кивнул мне и нехотя произнес:
— Конечно, папенька, вы, как всегда, совершенно правы…
— Да уж, в блеске моим сестричкам не откажешь, и будьте уверены, в твёрдости суждений они так же не уступят этим драгоценным каменьям…
Уклончиво ответил я, подметив, как Тараканов младший едва заметно усмехнулся уголком рта.
— Ну что, молодежь, не буду надоедать вам своими старческими сентенциями, знакомьтесь, развлекайтесь… А я, пожалуй, переговорю с парой-тройкой нужных людей, ибо самые важные вопросы легче всего решить в неформальной обстановке, нежели в скучных стенах рабочих кабинетов! Пётр, ты, надеюсь, не забыл нашего разговора…
И Валентин Михайлович вопросительно уставился на сына. Тот поежился и медленно кивнул.
Тараканов старший мягкой поступью, удивительной для человека столь солидной комплекции, затанцевал по залу, то и дело раскланиваясь со знакомыми, обмениваясь любезностями с краснеющими и жеманно хихикающими барышнями.
Пётр, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, искоса поглядывал на меня. Я же, особо не стесняясь, в открытую рассматривал парня. Приземистый, массивный, круглолицый, он казался неуклюжим и неповоротливым. Но в его движениях чувствовалась сила, твердая линия подбородка и спокойные серые глаза говорили о крепости духа. Я чувствовал, что навязанный мне Таракановым и судьбой друг может стать и настоящим. Решившись прервать затянувшееся молчание, я начал:
— А давай…
В тот же миг и Пётр, набравшись смелости, произнес:
— Ваше Высочество…
Я предпринял ещё одну попытку:
— Послушай…
И тут же в унисон прозвучало:
— Простите…
Тут, не выдержав, я расхохотался, а мой собеседник, отчаянно покраснев, неуверенно улыбнулся.