Неожиданно-печальная лиричная мелодия прорезала гомон «Дохлого Кракена», заставив присутствующих вновь повернуть головы в сторону сцены. Музыка лилась подобно первой весенней капели, едва пробудившейся после долгой зимы. И пусть скоро придет солнце, а трескучей стуже придется отступить, забрав с собой снег и вьюгу, но пока что любой, даже самый незначительный морозец может оборвать этот нежный мотив.
Радремон не знал названия композиции и ни разу ее прежде не слышал, но что-то в глубине его окутанной мраком души с трепетом отзывалось на каждую звенящую ноту.
И вот, когда стихли последние разговоры, а пожилая иллитка, выглянув с кухни, украдкой вытирала слезы, запела сирена:
Ты вглядись в нее. Крайнюю. Левую.
Излюбившую тысячи лиц.
Словно сочную ягоду спелую,
Неизменно падущую ниц.
Тонкий стан, звонкий смех, плеч движение —
Совершенны манеры и лик.
Каждый взгляд на нее — наслаждение.
Каждый час подле ней — будто миг.
Может кроткую быть, может страстною,
Роль любую сыграв без труда,
Обернется рабой безотказною
Иль сверкнет, как на небе звезда.
Налланномом не соврал.
Голос сирены обволакивал, пронзал, очаровывал. Он обнимал и в то же время держал дистанцию. Будоражил и успокаивал. Ласкал и нещадно бил наотмашь. И навсегда врезался в память без единого шанса когда-либо подвергнуться забвению.
Кто-то сравнил бы его с нежной трелью соловья ранним солнечным утром. Другим бы на ум пришел глоток чистой родниковой воды после долгого изнурительного путешествия. Третьи вспомнят колыбельную песнь родной матери, когда еще не понимаешь слов, но уже чувствуешь всю ее безграничную любовь.
Но будь то журчание ручья, шепот волн или первый робкий поцелуй родного сердцу человека — ни одна метафора даже близко не могла описать блаженное наслаждение, подаренное сиреной боявшимся вздохнуть слушателям.
Что это, если не истинная магия?
Кто-то бросит к ногам драгоценности,
Кто-то плюнет и Бездну пошлет,
Но в глубинах души, в сокровенности
Луч надежды под гнетом живет.
Что однажды, отбросив притворство,
Обнажит перед Ним свою суть.
И он примет. Без тени потворства.
Иль останется в пропасть шагнуть.
Ты вглядись в нее. Крайнюю. Левую.
Излюбившую тысячи лиц.
Словно сочную ягоду спелую.
Неизменно. Падущую. Ниц.
Умолкнув, сирена села на место и пригубила игристого вина из хрустального бокала на длинной ножке. Тролль извлек еще несколько пронзительных нот, завершая композицию, и в изнеможении поник, будто только что одержал нелегкую победу над давним врагом.
Мелодия стихла.
Но не последовало ни оглушительных оваций, ни одобрительного свиста, ни криков «Браво!». Чарующий голос и дивная музыка еще звучали в сердцах посетителей и работников «Дохлого Кракена», не отпуская их в реальный мир и заставляя минуту за минутой блуждать в стране грез.
Каждый думал о чем-то своем, но в последствии не мог сказать о чем именно. И лишь щемящее чувство в груди осталось на память об этом необыкновенном вечере.
Такова волшебная сила пения сирены.
— А чего все замолкли-то? — полюбопытствовал толстокожий Банарв, глядя как хозяйка заведения скрылась на кухне, сдерживая рыдания. — Кстати, Бешеная! — он с торжествующим видом повернулся к светлой. — Чтобы раз и навсегда поставить точку в нашем с тобой споре: «Две кружки» — песня про выпивку, а вот эта вот — как раз про шлюх. И чтоб больше мне…
— Дурак ты. — с тихим вздохом перебила его эльфийка. — И дураком помрешь.
Она замолчала, а взгляд ее скитался где-то далеко-далеко отсюда.
— Ну и чего она? — не понял дварф.
— Эта песня про любовь. — добродушно улыбнувшись, пояснил Налланномом.
— Пф! Скажешь тоже! — фыркнул Банарв, откинувшись на спинку стула. — Хотя… — задумался он. — Да не. Бред какой-то. Ясно же, что про шлюх. — и принялся сосредоточенно цедить очередную кружку эля.
Постепенно наваждение развеивалось, и атмосфера веселья вновь робко заглянула в трапезный зал. А затем и вовсе прочно обосновалась, придя на смену приступу щемящей грусти. Смех, крики и танцы ударили с неистовой силой, а ручеек желающих уединиться со сговорчивой девой вырос до полноводной бурлящей реки.
Радремон как раз подумывал пойти подышать перед сном свежим морским воздухом и обдумать планы на следующий день, как к его столику подошел орк, заказывавший песню для сирены. Тот не стал долго юлить и выпалил на одном дыхании: