– Нет… Хотя постойте! – спохватывается Серый. – Я могу попросить не для себя?
– Слушаю.
Зет наклоняет голову набок и, не теряя улыбки, смотрит остро, пронзительно. Серого пробирает до самых печенок от этого взгляда. Он теряется и неуверенно бормочет:
– Нам бы пчел… Ну, мед которые… Для Верочки и ее мужа… Они давно хотели. Пасека есть, а пчел нет…
Миг – и Зет вновь доволен и весел.
– Хорошо. Будьте добры, подготовьте улья, – спокойно кивает он и, зачем-то взглянув на солнце, добавляет: – Предположим, к завтрашнему утру. Не забудьте о благодарности, Сергей Алексеевич.
– К-конечно!
Серый кивает, пытаясь унять дрожь.
А Зет растворяется между деревьями так быстро, что его не успевают заметить ни Олеся, ни Тимур.
Глава 6
– Говоришь, просто попросил? – Михась чешет ужаленную руку и недоверчиво щурится на Серого.
Серый отводит взгляд и кривит рот в нервной усмешке. Он, наивный семнадцатилетний мальчик, думал, что Зет все обставит по-человечески: придет вместе со своим братом, принесет рой в какой-нибудь таре, поздоровается, попьет чаю… Он даже сказал Михасю. Они три часа после ужина готовили улья, но ни Юфим, ни Зет не пришли. Разочарованный Михась лег спать, а утром их всех разбудил его вопль. Вопль ужаленного во все места человека, который обрел свое счастье.
И теперь они стоят у окна и смотрят, как из хозяйской рощи летит рой и заселяется на соседский участок, на пасеку. Михась трясет опухшей рукой. Верочка поглаживает живот. Мама с Прапором хмуро переглядываются. Олеся испуганно жмется в угол – насекомые ей не нравятся. Серый смущенно ковыряет пальцем подоконник. Один Тимур в восторге.
– Так… Гипноз – это понятно, – говорит Прапор. – Попросил у хозяев пчел – это тоже понятно. Пчелы были в хозяйской роще – это тоже укладывается в рамки… Но как, черт возьми, эти двое послали пчел сюда?!
– Подкрались ночью и обрызгали улья каким-нибудь особо пахучим сиропом? – предполагает Верочка. – Ведь уже не проверить.
Мама согласно кивает. Открывать и проверять ящики в разгар заселения пчел никто из них не собирается.
– Но зачем мистификация? – удивляется Прапор.
Тимур звонко смеется:
– А просто так, чисто поржать! – и хитро косится на Серого.
Серый рассматривает подоконник и молчит, не мешая придумывать объяснения, потому что – а что говорить? Он сам ничего не знает. Догадки к делу не пришьешь. И так вчера никто не поверил в историю про воронью стаю. Олеся вообще обиделась непонятно на что. Куда уж им рассказывать про исполнение в прямом смысле любых просьб?
– Ну, как бы там ни было, а теперь у нас есть пчелы! И теперь они будут давать мед! – Михась радостно потирает руки. – Олесечка, милая, не переживай, улья будут стоять далеко, в соседнем огороде. Как только пчелы уснут, мы их перетащим.
– Какая разница? – капризно морщится Олеся. – Они все равно будут кусаться, а у меня аллергия!
– Не будут, – отмахивается Михась. – Они не полетят сюда, тут же нечего есть! Они на луг полетят и в рощу, к цветам, за нектаром. Главное, сегодня их не раздражать и к ульям не подходить. Пусть привыкнут к жилью.
Олеся надувается, достает из шкафчика аптечку и мрачно рассовывает по карманам антигистаминные средства. Серый чувствует укол совести. Он понятия не имел, что у нее аллергия на пчелиные укусы. Но просьбу назад не переиграть – пчелы уже прилетели, и остальные чуть не прыгают от радости. Серый украдкой любуется Верочкой и вздыхает. Чужая проблема вылетает из головы от одного взгляда на ее сияющее лицо. Улыбка Верочки определенно ценнее какой-то там Олеси. Пусть за нее у Тимура голова болит. В конце концов, Олеся ему нравится, а не Серому.
В тот день они только выпускают кур в загон да провожают Глашу к пруду на выпас, попутно накосив еще травы. Впрочем, в доме тоже скучать не приходится – дел целое море. Например, нужно подшить найденную одежду. Машинок нет, приходится делать это вручную. Не присоединяется только Прапор – он находит столярные инструменты, обустраивает себе мастерскую и на пробу выстругивает подставку для книг. Тимур первым откладывает шитье, торжественно выносит в гостиную виолончель и ставит на пахнущий стружкой подарок тетрадку с нотами.
– Все три года с собой носил! – хвастается он, делая вид, что обращается к Серому, но его взгляд предательски косит на сидящую в углу Олесю. Тимур оглаживает страницы и добавляет пафосным тоном: – Ведь это наше великое наследие. Мы обязаны его сохранить и передать знание следующим поколениям. Классика облагораживает душу!
Серый кивает, изо всех сил стараясь сохранить серьезный вид. Мама и Верочка переглядываются с хитрыми улыбками, но молчат и кивают.