Выбрать главу

Хмарь налетает очень быстро. На улице она гораздо гуще и уже окутывает город плотной пеленой. В рыжей мгле не видно даже домов через дорогу – лишь прямоугольные очертания, гротескные и изломанные линии. Тимур все хохочет над Олесей, оглядывается на нее и через несколько шагов закономерно спотыкается о бордюр. Михась тут же вздергивает его за руку, не давая упасть.

– Отставить падение! – рявкает Прапор. – Смотреть под ноги и слушать мою команду!

– Не видно ж ни… – огрызается Тимур и тут же получает подзатыльник от Михася.

– Ни? – угрожающе уточняет Прапор. – Что я говорил про матерщину при женщинах и детях?

– Ни зги, Прапор, не видно ни зги! – после секундной заминки заканчивает Тимур, сверкнув глазами, и с неожиданным чувством добавляет: – Как ты меня достал, Михась! Не дергай!

И плаксиво верещит, когда мужская ладонь сильнее сжимается на его запястье.

– Ай! Ой! Отпусти! Сломаешь же!

– Ну, постой, подумай, оглянись, – насмешливо предлагает Михась. – Только ты прости, но мы по хмари пойдем без тебя. Нам эту гадость кормить не хочется. Смотри под ноги.

Тимур мгновенно замолкает и послушно смотрит вниз. Все топчутся на месте, выстраиваются в единую цепочку, хватают друг друга за руки. Прапор впереди, за ним Верочка, Михась, Тимур, Олеся и Серый. Мама замыкающая. Из-за рюкзаков держаться за руки неудобно, но зато так надежнее. Угадать, в какой момент и какая веревка понравится хмари, невозможно. Так Серый и мама потеряли Вадика – его трос просто лопнул, он замешкался, остановился и…

Правила ходьбы по хмари пишутся кровью. Серый почти привык к этому. И к тому, что даже чесать нос приходится уже потом, после выхода на чистое место.

– Куда дальше, Прапор? Мы идем в город? – спрашивает Олеся.

– Нет. По деревням, – отвечает Прапор на ходу. – В городе больше нечего делать. Если что-то из еды все-таки осталось, то за нее скоро начнется драка. Лучше пошариться по погребам. Возможно, там сохранились консервы. Вопросы есть? Вопросов нет.

План призрачный, но имеющий право на жизнь. Никто не возмущается и не спорит. Все послушно идут за Прапором. Он ведет их спокойно и неторопливо. Лучи налобных фонарей окрашивают клубы тумана в оранжевый свет. От движений ржавая хмарь закручивается в вихри, которые переливаются и блестят под электрическим светом. Хочется остановиться и посмотреть. Но каждый из них знает, что если сделать это, если замереть посреди этой взблескивающей золотистыми искрами красоты, то через мгновение сам станешь этой красотой. Хмарь поглотит без остатка, оставив лишь вещи.

Что это такое, откуда оно взялось, почему мгновенно забирает только тех, кто не двигается, и только крупных животных, а продукты и растения постепенно разъедает – никто не знает. По интернету успело разлететься лишь название: «рыжая хмарь». Самая логичная версия гласила, что она – порождение иной планеты, прилетевшее вместе с метеоритом. Одно Серый знает точно – эта дрянь забрала большую часть населения Земли, ею можно спокойно дышать, в ней нельзя спать, замирать и ходить в одиночку.

Где-то вдалеке перекликаются птицы. Через пару часов тихий шорох гравия под ногами разбавляется журчанием воды. Сквозь хмарь проступают очертания моста. Широкий и просторный, он забит автомобилями. Они стоят беспорядочно, большинство тычутся смятыми капотами друг в друга. Их хозяев хмарь поглотила первыми. С тех пор автомобили никому не нужны. Прапор лавирует между ними, не обращая внимания на жадный шепот Михася:

– Бензину бы собрать… Розжиг…

Мама отчетливо хмыкает за спиной Серого и, судя по заминке, толкает открытую дверцу бака. Та громко хлопает в тишине, и Михась замолкает. Да, он не один такой умный. До него здесь успели побывать другие.

Они идут дальше, город уже остался позади, а туман все не редеет. Шоссе гладко ложится под ноги. Ветра нет, и в сгущающихся сумерках неподвижные деревья кажутся огромными инопланетными чудовищами. Даже птиц больше не слышно, видимо, улетели. Серый отчетливо слышит, как Верочка тяжело дышит и поминутно облизывает губы. Ей тяжелее всех – у нее груз не только в рюкзаке, но и в животе. Она переваливается с боку на бок, как утка переставляет ноги. Все приноравливаются к ее шагу. Цепочка превращается в шеренгу. Идут плечом к плечу, но медленно. Гораздо медленнее, чем шли бы без Верочки.