Через какое-то время она остановилась и своим скрипучим голосом прочитала:
— Без ножа ни пера не очинишь, ни хлеба не отрежешь…
Она еще немного полистала книгу, а затем вопросительно покачала головой и задула свечу.
Глаза Анны, только-только привыкшие к свету, вновь перестали различать что-либо. А ведунья тем временем распахнула шторы, непонятно как дошаркав к окну в темноте.
— Надеюсь, ты получила ответ на свой вопрос, — сказал она вместо прощания.
Девушка поклонилась и вышла, не произнося ни слова.
На улице уже стемнело, но она этого даже не заметила: все мысли занимала фраза, сказанная ведуньей. Что она могла значить?
Дойдя до дома Анна сразу же прошла к шкафу, где лежали все ее немногочисленные вещи, открыла его и достала отцовский нож в кожаных ножнах. Он был небольшой, охотничий, с красивой рукояткой из темного дерева со светлыми прожилками. Выглядел довольно новым — похоже, отец редко использовал его по назначению. Даже когда было совсем плохо, девушка и помыслить не могла, чтобы продать его.
Анна села на скамью. Ее руки, сжимавшие нож, дрожали. Что она должна делать? Что подсказывали слова ведуньи?
Она сидела так несколько часов. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, и в доме стало совсем темно. Неясные тени, прятавшиеся по углам днем, сейчас осмелели и выросли, заполнили все пространство, окружили ее.
Повеяло холодом. Ненадолго очнувшись, Анна подошла к окну и посмотрела туда, где, скрытая во мраке, возвышалась гора с вечно серыми склонами. Где-то совсем близко шумел лес. Сейчас он выглядел черным пятном на фоне темно-синего неба, все звезды на котором были закрыты тучами.
Она вытащила нож из ножен. Тонкий лунный луч, ненадолго выглянувший из-за тучи, осветил его лезвие, в котором отразилось испуганное лицо девушки. Искажения стали делали его как будто разрезанным пополам, пугающим…
“Он хочет тебя, потому что ты красивая. Но никому ведь не нужна жена, чье лицо обезображено шрамами?”, - сказал в ее голове какой-то чужой, мрачный, лишенный эмоций голос.
Кровь ударила ей в голову. Виски раскалились от страшной боли. Очертания ножа перед глазами расплылись. Ей не хотелось даже плакать: отчаяние было так сильно, что опустошило ее душу полностью.
Неужели нет никакого другого выхода? Неужели это единственная возможность жить дальше?
Девушка подняла нож, направив его острием на себя. Ее искаженное болью лицо вновь отразилось на стали, но на этот раз кривизна сделала ее глаза жестокими и злыми.
“Постой. Почему ты должна пострадать из-за него? Его семья — разбойники. Они всю свою жизнь грабили людей, и говорят, даже убивали… Из-за таких как он, умер отец. Почему он вообще позволяет себе делать все эти ужасные вещи и не испытывает даже капли стыда? Почему мир разрешает им, и никто, даже Дух, их не наказывает?”, - зло сказал тот же голос в ее голове.
Анна остановилась и опустила нож. Она посмотрела на улицу, словно ища ответа. И правда, почему она должна приносить себя в жертву этому гнусному существу? Голос молчал. В ее душе была даже не злость, а презрение и ненависть.
“Разве можно допустить, чтобы это продолжалось? Разве мне оставили хоть какой-то выбор?”. Анна подошла к столу и села на лавку.
Да. Без ножа пера не очинишь.
В ту ночь она больше не плакала.
Глава 11. Воспоминания, окрашенные алым. Часть 2
Следующим утром, как и обещал, пришел Каил. Он открыл дверь, которую девушка забыла вчера запереть, и вразвалку вошел внутрь.
Не спавшая всю ночь Анна все так же сидела за столом. Ее глаза были красными, сухими и злыми. Левой рукой она подпирала подбородок. Правая была опущена вниз.
— Убирайся прочь и забудь дорогу к моему дому, — сказала она в сторону, даже не посмотрев на него.
— Ха, сегодня даже без приветствия, надо же. По-моему, ты недостаточно хорошо поняла мой вчерашний намек.
Каил подошел к ней. Девушка резко вскочила на ноги, держа правую руку за спиной, а левую перед собой.
— Давай, подумай еще раз. Ты идешь со мной? — лениво повторил Каил, не обращая внимания на ее странное поведение.
— Неужели тебе недостаточно было предыдущих двух моих ответов? Нет, — сказала она срывающимся голосом.
— Неправильно.
Он сделал шаг вперед и схватил ее за левую руку.
У Анны вновь заболело в висках, все ее тело как будто охватило пламя. Даже не пытаясь вырваться, она сделала резкое движение правой рукой вперед.
Удар не был сильным, но державшие ее пальцы вдруг разжались. Каил рухнул на пол как подкошенный, кашляя и хрипя от боли. Он попытался было схватить ее за ногу, но девушка отшатнулась назад, продолжая держать окровавленный нож в руке. Вскоре парень затих и перестал двигаться. Она испуганно смотрела в его глаза. Пустые при жизни, сейчас они как будто почти и не изменились.
Что было дальше, девушка помнила плохо. В каком-то полусне она дошла до дома старейшины, затем был короткий разговор с ним, они вернулись к ней домой вместе с еще несколькими мужчинами. Дальше было шумно и очень людно. Смазанные лица мужчин то и дело всплывали перед Анной, все это время сидевшей на лавке за тем же столом. Они говорили ей что-то злое, резкое, но девушке было это безразлично. Она как будто была сейчас где-то в другом месте, а это все происходило не с ней. Или, может, это все был просто неприятный сон…
Нож забрали. Тело куда-то исчезло, осталось только кровавое пятно на полу, по которому периодически проходил кто-то невнимательный. Входная дверь то и дело хлопала, но зачастую ее просто забывали закрывать, и вскоре маленький домик насквозь промерз.
Ближе к вечеру к Анне подошел старейшина и попросил ее пройти с ним.
Она безразлично кивнула. Он отвел ее в свой дом и запер в одной из свободных комнат, по-видимому, предназначавшейся для гостей. Там было тепло, была хорошая мебель, но девушке все эти дорогие, и, в общем-то, бесполезные вещи были совсем неинтересны.
Утром старейшина разбудил ее и холодно не то попросил, не то приказал пройти за ним. Анна все еще находилась будто в каком-то полусне. Она даже не совсем понимала, что он от нее хочет и зачем ей куда-то идти.
В его гостиной, где обычно проходили деревенские собрания, теперь людей было гораздо меньше — только главы нескольких семейств. Был здесь и отец Каила — суровый плечистый мужчина со шрамом на лице. Когда Анна вошла в комнату, он проводил ее взглядом, полным ненависти, и, кажется, даже сказал что-то в спину. Девушка ответила ему холодом и безразличием.
Ее посадили на стул, стоявший прямо напротив собравшихся. Анна скользила взглядом по лицам: кто-то смотрел на нее со злобой, кто-то с непониманием, но большинство лиц выражало страх. Почему?
Она понимала, что сейчас ее будут судить. Понимала также, что приговор будет суровым, но отчего-то ее это совсем не беспокоило, она даже не пыталась как-то защитить себя или оправдаться. Анна без всякого интереса выслушала мнения о себе и о своем поступке от каждого из мужчин по старшинству, а затем они перешли к обсуждению наказания.
Одним из предложений было изгнать ее из деревни. Другим — казнить, но столь суровая мера обычно не назначалась женщинам даже за подобные преступления. За первое выступал один из мужчин, когда-то давно друживший с отцом Анны. За второе — отец убитого. Старейшина же, казалось, колебался. Мужчины спорили долго и шумно, но тут отец Каила встал и попросил тишины.
— Старейшина, мы можем долго рассуждать о законах, о том, как поступали наши предки, но в сущности такое деяние может быть объяснено только страшной ненавистью, желанием погубить во что бы то ни стало меня, мою семью, и, в результате, всех нас, всю нашу деревню, и потому, как я считаю, оно должно наказываться со всей строгостью. Как отец я буду чувствовать себя отмщенным только если она, — он показал пальцем на Анну, — умрет, а всякий, кто будет настаивать на том, что подобное существо достойно жизни, будет врагом мне до самой смерти.