Хотя нет, палатинец ее к Опре не пустит. Он твердо убежден, что общественность о существовании вампиров знать не должна.
Но почему, почему они такие жестокие? Даже те, кто не убивает молодых девушек? Почему сердцу так больно?
Не будем забывать, что она сама позволила Лучану делать с ней все, что он хочет. И ей это определенно понравилось.
Это, конечно, еще не значит, что они поступили правильно.
Джек Бауэр начал вибрировать и глухо рычать, вытянув к балкону свою лисью мордочку. Мине показалось, что мимо занавешенной двери пронеслось что-то черное.
Голубь скорее всего. Или полиэтиленовый пакет, подхваченный ветром.
— Что там, мальчик? — шепотом спросила она. — Птичка? Птичку хочешь поймать?
Джек Бауэр встал, взъерошил шерсть и зарычал еще громче, не сводя глаз со стеклянной двери. Его тельце сотрясала крупная дрожь — Мина при виде этого сама покрылась мурашками.
Нет, это не птица.
Что же тогда? Или кто?
— Тихо, малыш. — Мина спустила ноги с кровати, крепко зажав в кулаке вязальную спицу.
Надо скорее позвать Аларика Вульфа. Он здесь как раз для того, чтобы ее защищать.
Хотя нет, не для этого. Он хочет узнать адрес ее любовника, чтобы убить его.
А тот, в свою очередь, убьет и его, и Джона.
Она не даст им погибнуть и Лучану тоже не даст — кем бы он ни был, что бы он с ней ни сделал, сколько бы ей ни лгал.
Гром грянул через пару секунд после вспышки молнии. Гроза перебралась через реку и вот-вот будет здесь.
Аларика звать нельзя. Если она это сделает, он умрет от руки Лучана, а за ним вскоре последует Джон. При условии, что она не спятила и там, за дверью, в самом деле Лучан. Как это вообще-то возможно? У них одиннадцатый этаж, пожарной лестницы нет. Мина гнала от себя мысли о летучих мышах и графе Дракуле, который у Брэма Стокера лазил по стенам наподобие ящерицы.
Выставив спицу вперед, она двинулась к балкону. Жалюзи и белые занавески мешали рассмотреть, есть там что-нибудь или нет. Джек Бауэр спрыгнул с кровати и шел за ней, не переставая рычать.
— Джек! Плохая собака! Тихо! — шикнула Мина.
Он, как всегда, не обратил на нее абсолютно никакого внимания.
Мина взялась за ручку, набрала воздуху и дернула дверь на себя. В лицо ей ударил ветер, Джек тут же выскочил на балкон.
— Джек, нельзя! — Мина с сердцем, колотящимся где-то в горле, рванула следом, но на балконе ничего — и никого — не было.
Она стояла на ветру, вся дрожа. Небо представляло собой мозаику из туч, за которыми то и дело сверкала молния. Луны почти не было видно. Оглушительный раскат грома отозвался у Мины в груди, и она не сразу расслышала, что ее кто-то зовет. Раскатистый голос, выкликающий ее имя, сливался с громом.
Джек, рыча и скалясь, просунул нос сквозь перила на стороне соседской террасы.
Мина посмотрела туда — и увидела.
Глава сорок вторая
1.15, 17 апреля, суббота.
Парк-авеню 910, кв. 11В.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Лучан стоял на террасе Антонеску, и его длинное черное «барберри» развевалось вокруг него, как средневековый плащ.
Что он там делает, почему так смотрит?
Сейчас ночь, из туч над головой того и гляди хлынет дождь.
Она прижала руку к выпрыгивающему из груди сердцу.
— Мина. — Голос, похожий на струящийся шелк, ласкал ее кожу, как мягкий хлопок ночной рубашки.
Он звал ее, как молния зовет к себе гром.
Что же ей делать? Как ему отвечать?
Она прислонилась к стене и сказала через восьмифутовый прогал, разделявший их:
— Лучан, я не могу сейчас разговаривать.
Голос у нее дрожал, как и пальцы, но она упорно держала спицу, надеясь, что он не заметит.
— Почему, Мина? — все так же ласково спросил он. — Расстроилась из-за того, что я отменил нашу встречу? Разве ты не получила мою записку?
Пальто обвивалось вокруг его ног, голос — вокруг ее сердца.
— Получила. Большое тебе спасибо за сумочку, но сейчас не самое подходящее время…
— Позволишь войти? Я звонил, но ты не брала трубку.
Мина сглотнула. Если он в самом деле князь тьмы, то рано или поздно узнает правду — почему бы не сказать ему сразу?
— И не могла взять. У меня в гостиной сидит палатинец, который разломал все мои телефоны.
Лучан замер, и ей показалось, что все вокруг замерло вместе с ним: небо, молния, гром, ее сердцебиение, даже ветер. Тучи, только что мчавшиеся стремглав, громоздились одна на другую, надежно закрывая луну и оставляя во мраке лицо Лучана.
— Мина. — Эти два слога сказали ей все, словно недостаточно было одного метеорологического спектакля. Они взывали к ее состраданию… и таили в себе угрозу.
Живущий в Мине романтик уже несколько часов надеялся, что Лучан будет все отрицать. Вампир? Да что ты! Это же просто смешно. Всем известно, что вампиров не существует.
Сейчас она поняла, что надеялась тщетно.
— Я пытался тебе сказать, — произнес он. — В музее.
— Уходи. — Мина говорила шепотом, чтобы ее не услышали из гостиной, но своего ужаса и своей боли скрыть не могла. — Уходи, Лучан, и больше не возвращайся.
— Мина. — Луна все так же скрывалась за тучами, но его голос сделался уже не таким страдальческим, почти что нетерпеливым. Как будто у него есть какое-то право проявлять нетерпение.
— Какой же я была идиоткой, просто не верится. — Горло сдавило. Она прижимала спицу к груди, как амулет для защиты от темных сил. — Мне мерещилось, что нас соединяют какие-то необычайные узы, не знаю уж почему. Может, из-за того, что ты спас мне жизнь у собора Святого Георгия. Тогда я, правда, не знала, что объектом нападения был ты, а не я. Не знала, что ты…
Нет, не выговаривалось у нее это слово.
— Мина, я все могу объяснить.
Объяснить? Он это серьезно?
— Кто они были, Лучан? Ты их знаешь, не так ли?
— В некотором роде, — скорбно признал он.
— И все это время ты читал мои мысли, да? — Собственный голос казался Мине чужим. — Именно так ты узнал, где я живу. И сумочка! Дурацкая сумка! Надо было сказать, чтобы он выкинул из окна не телефон, а ее. «Ты убила дракона!» Не могу поверить, что купилась на это. Ты, часом, не пробовал писать диалоги для мыльных опер? А то я подберу тебе работенку у нас в конторе.
— Он до сих пор здесь, Мина? — Как резко это прозвучало… какие у него, должно быть, острые зубы. Хотя она даже не почувствовала, как они вонзились в нее. — Палатинский гвардеец?
— В чем проблема? — Она сознавала, что в ее тоне больше истерики, чем сарказма. — Мысли плохо читаются?
Налетевший непонятно откуда ветер сбил бы ее с ног, не ухватись она за перила. Спицу пришлось бросить, чтобы другой рукой защитить глаза.
Вокруг завертелся торнадо из пыли вместе с сухими лепестками растущей на балконе герани, но Мина тем не менее различила фигуру наподобие крупной летучей мыши, парящую между ней и террасой Антонеску. Она заслоняла даже тот слабый свет, что шел с неба и из окон квартир. Совсем как в тот раз, когда такие же твари ринулись на нее с Джеком Бауэром…
Нет, не на них. На Лучана.
Теперь понятно, почему он нисколько не пострадал — он ведь не человек. Зубы, когти и все остальное ему не страшно. Он умрет лишь в том случае, если ему — по словам Аларика Вульфа — отсекут мечом голову или вгонят в сердце заостренную деревяшку.
А она, дура, свою деревяшку бросила.
Когда ветер улегся и Мина отвела руку от глаз, Лучан стоял на балконе в паре футов от нее.
Сердце определенно вознамерилось выскочить из груди. Мина запрокинула голову. Знакомое лицо, такое красивое и одухотворенное, выражало крайнее недовольство.
Только теперь она поняла, отчего ее пульс так участился: это был страх.
Не за Джона и палатинца — за свою жизнь.
— Откровенно говоря, твои мысли никогда не давались мне, Мина, — спокойно сказал Лучан. — Из-за путаницы у тебя в голове.