Может, это хитрость такая?
Нет. У вампиров, даже у Дракул, на это бы ума не хватило. Все, на что они способны, — это выскочить из потайного воздуховода и откусить ему пол-лица.
В разговоры с ним никто из них еще не вступал.
— Да, — признал Аларик, не опуская, однако, меча. — За собачкой.
— Она у нас. Все в порядке. Лучан попросил ее взять, как только узнал о происшествии в «Штучках-дрючках». Мы не были уверены, что это вы там отметились, но решили все же подстраховаться. К Мине могли явиться… незваные гости, и Джеку не следовало оставаться одному дома. Подумать только, что они натворили… такое было славное гнездышко. Шум мы, конечно, слышали, но не смели вмешаться, иначе они и нами бы занялись. Мы совсем уже собрались уехать подальше от них и от вас, но решили все-таки подождать. Нехорошо же, в самом деле, подкидывать собаку в приют.
— Я понял, — прищурился Аларик. — Ты суккуб, верно? Пытаешься меня соблазнить и высосать мою душу. Не выйдет! Я уже имел дело с такими, как ты, и всегда побеждал.
Мэри Лу запрокинула золотистую головку и рассмеялась — слишком весело для столь безрадостной декорации.
— Суккуб! Ну ты даешь, солнышко. Надо Эмилу рассказать. Меня много за кого принимали, но чтоб за это! Нет, миленький, я такой же вампир, как и все они. Не совсем, конечно — я ведь, как уже говорила, за вас.
— Ага, как же. — Аларик нацелил острие «Сеньора Липучки» ей в горло. Мэри Лу попятилась, упершись спиной в дверь квартиры. — Не могут вампиры быть на стороне человека. Вы убиваете людей, а моя работа — убивать вас. Всех, даже таких красоток, как ты.
— Спасибо, зайчик, — отреагировала на комплимент Мэри Лу. — Но людей убивают не все вампиры, и уж точно не я. Я тоже была человеком, но обратилась — знаешь почему?
— Да плевать мне, — пробурчал палатинец.
— Из-за любви. — Она вскинула на Аларика густо накрашенные ресницы. — Я влюбилась в вампира, в Эмила. Он, конечно, не идеал — где их взять, идеальных, — зато любит меня. Так сильно, что по моей просьбе перестал убивать… еще до того, как наш князь стал князем и всем запретил это делать. Когда Эмил пошел на это ради меня, я поняла, что эта любовь будет единственной в моей жизни. И отказалась от всего, что было мне дорого — от семьи, от пекановых пирожных, от солнца, от детей, которых могла бы родить. Ради него, моего мужа.
— Печально, — заметил Аларик. — Если бы ты тогда связалась с кем-то из наших, тебе бы обязательно помогли. В нашу работу входит спасение женщин от таких демонов-погубителей, как твой муж. Теперь-то уж поздно, конечно.
— Хорошо, выходит, что не связалась. — Мэри Лу деликатно отвела меч от своей шеи. — Потому что ни разу не пожалела об этом решении. Эмил для меня все. Если ты думаешь, что надо было решить в пользу пирожных и детей, мне тебя искренне жаль: ты понятия не имеешь, что такое любовь.
Аларик призадумался. Знает ли он, что такое любовь? Его напарник Мартин говорил, что нашел своего единственного — с которым они после удочерили Симону — на почве общей любви к бельгийским вафлям и одной немецкой рок-группе, популярной в девяностые годы. Аларик всегда находил это несколько странным, хотя и не понимал толком, что это значит — любить или быть любимым. Кого он любил в своей жизни, кто любил его самого?
Нельзя сказать, чтобы это сильно его напрягало (чего не знаешь, о том не грустишь). До недавнего времени, пока Мина Харпер не проводила его до самой двери монастыря и не повязала ему свой дурацкий шарф на запястье.
В тот момент он чуть было не выложил ей всю правду, но удержался. Проговорился только о своей идее взять ее на работу в Гвардию.
Надо же. Чуть не открыл карты, которые всегда старался держать поближе к груди.
Шарфик так и болтался у него на руке, создавая определенное неудобство. Какой ненормальный повязывает шарф на запястье? Что это ей взбрело?
Но она сказала, что это на счастье, и поцеловала его. У Аларика просто рука не поднималась снять шарфик.
Правильно говорил Хольцман: дурак он и есть дурак.
Хорошо. Он не знает, что такое любовь, а вампирша, получается, знает? Он посмотрел ей в глаза.
— Ты принимаешь за любовь избыток допамина в мозгу. А стимулирует его гормон под названием окситоцин, вырабатываемый молочными железами.
— Давай-ка останемся каждый при своем мнении. Тебе собака нужна или нет?
Аларик со вздохом спрятал меч в ножны.
— Нужна, только смотри: если тут какой-то подвох, убью и тебя, и твоего мужа. Медленно.
Подвоха не было. Она заперла Джека в своей ванной, в пять раз больше Мининой и не разгромленной Дракулами. Аларик оценил по достоинству дорогой, но со вкусом интерьер дома Антонеску. Супруг, Эмил, поначалу вел себя смирно.
— Бога ради, Мэри Лу, — закричал он, как только она открыла дверь в собственную квартиру. — Где ты была? Я же не велел тебе выходить…
Потом он увидел Аларика, уронил суженный кверху бокал с бренди и побледнел, как… как вампир.
— Это же… это…
— Не волнуйся так, золотко. Дракулы ушли, а палатинец только Минину собачку возьмет, и все. Он обещал нас не трогать. То есть не обещал, но я уверена, что не тронет. Для палатинца он вполне приличный молодой человек. Посмотри, Эмил, ты здесь все залил бренди, и осколки валяются. Кто убирать будет? У прислуги же выходной. Хотите выпить? — Это было обращено к Аларику. — Извините, не знаю вашего имени…
Аларик смотрел на картину с изображением красивой молодой девушки и подписью «Ренуар».
— Аларик Вульф, — назвался он, не отрываясь от полотна. — Я не пью. Замечательная картина.
— Не правда ли? Эмил купил ее за бесценок, когда этого художника никто еще знать не знал. У мужа глаз на такие вещи. Вы правда ничего не хотите, даже содовую?
— Нет. — Станет он пить что-то в вампирском доме — еще яду подсыплют. — Собаку, будьте добры.
— Да-да, сейчас. — Мэри Лу уплыла, оставив Аларика наедине с Эмилом. На лакированном полу между ними расплывалось пятно от бренди.
— Убил бы тебя, — сказал Аларик, — да времени нет. Мина Харпер хочет поскорее увидеть свою собаку.
Глаза Эмила вспыхнули красным огнем.
— Убил бы тебя, да князь не велит.
— В самом деле? С чего бы?
Эмил пожал плечами.
— Ваша братия много лет преследует мой народ, обрекая нас на страдания и несчастья.
— А не вы ли первые начали употреблять в пищу невинную кровь?
— Мы никого больше не убиваем. Нам это запрещено. Кровь мы берем у добровольных доноров или приобретаем в банках. Почему вы не оставляете нас в покое?
У Аларика зачесалась рука. Стоять так близко к вампиру и ничего с ним не делать было невероятно трудно.
— Потому, наверное, что нет такого понятия: «добровольные доноры». Есть только люди со слабой волей, неспособные противостоять вашим гипнотическим штучкам. А нас вы и теперь готовы порвать.
— Исключительно при самозащите, — прошипел Эмил.
Аларик подступил почти вплотную к нему и загремел с высоты своего роста:
— Дракулы на складе под Берлином не защищались. Они напали первые и чуть не угробили моего напарника.
— Жалко, что совсем не угробили, — рявкнул Эмил, толкнув его в грудь.
Меч со звоном вышел из ножен, сверкнув при свете хрустальной люстры.
— А вот и мы, — пропела Мэри Лу, волоча на поводке упирающегося Джека Бауэра. Песик рычал и скреб когтями по зеркальному полу.
Мужчины тут же разошлись по местам. Джек перестал упираться и метнулся к Аларику. Палатинец, взяв его на руки, сказал с нескрываемым удивлением:
— Кажется, все нормально.
— Разумеется, с ним все нормально, — отпарировал Эмил. — Мы же не звери.
Аларик только бровь поднял на это, а Мэри Лу шлепнула мужа по руке.
— Ой, Эмил. Не обращайте внимания, Аларик: он дуется, потому что вы узнали наш адрес и нам снова придется переезжать. Иначе вы нас убьете. Все из-за меня: я отправила это…
— Мэри Лу. — Эмил привлек жену к себе, обняв за стройную талию. — Пожалуйста, помолчи хоть раз в жизни.