"Ну, если проникновение в самое защищенное место в городе - это твой большой план, то я не слишком беспокоюсь". Ее глаза мерцают, как будто она обиделась, что я не впечатлен большим открытием.
"Мы знаем, как мы это сделаем". Она выпрямляется на табурете и выпячивает подбородок.
"О, правда? Не хочешь поделиться, принцесса?" Она прикусывает губу, когда я называю ее так, и это небольшое движение - как провод под напряжением прямо к моему члену.
"Хм..." Она делает преувеличенное лицо, как будто размышляет над вопросом. "Нет, вообще-то я не буду делиться. Хорошего дня, Финнеас". Она отталкивается от табурета.
"Если ты так решила, передай своему отцу, что я буду на связи". Я зову ее за собой, мои глаза прикованы к ее заднице и колышущимся над ней мягким длинным волосам.
Она делает движение через плечо в ответ, и я издаю мрачный смешок. Она блефует...
Что ж, сейчас будет гораздо веселее.
Глава 5
Управлять ртом
Эффи
"Ты уверена, что хочешь носить волосы распущенными?" Мама пассивно-агрессивно крутит прядь моих волос, а я вцепилась в кожаное сиденье лимузина.
"Да, я уверена". Я пытаюсь скрыть раздражение в своем голосе, но, видимо, недостаточно хорошо.
"Ладно, не нужно так себя вести". Она насмехается и опрокидывает обратно свой фужер с шампанским, чтобы допить его. "Я просто сказала, потому что знаю, что твои волосы становятся жесткими через несколько часов".
Может быть, я побреюсь налысо, как Маргарита. "Спасибо, мама. Я буду иметь это в виду для следующей благотворительной акции в пользу слепых вомбатов. Или это гигантские улитки, находящиеся под угрозой исчезновения?"
"Не говори глупостей, этот гала-вечер - сбор средств для нового конноспортивного центра Харбор Айленд Резорт энд Гольф Клаб". Не в силах закончить фразу без ответного комплимента, она добавляет: "У тебя такой красивый загар, но этот оттенок коричневого делает тебя желтушной.
На самом деле мне очень нравится мое платье, и я тоже выгляжу чертовски хорошо. Лиф в виде корсета обнимает мою талию и приподнимает сиськи, не стесняя дыхания, а мягкие драпирующиеся рукава свисают с плеч. Юбка идеально облегает бедра и попу и открывается эффектным разрезом, открывая достаточно бедер, чтобы дразнить, но не настолько, чтобы мама назвала меня шлюхой на трех языках.
А светлый атлас цвета мокко не дает мне выглядеть желтушной.
"Хадсон будет здесь сегодня вечером", - говорит мой отец. Я знаю, что он обращается ко мне, хотя он потягивает виски и смотрит в окно.
"Кто такой Хадсон?" спрашиваю я, и его голова поворачивается и встречается с моей взглядом, как будто он хочет знать, не шучу ли я. Я не шучу, но, видимо, моя мама считает, что это смешно, потому что она хихикает в свой стакан.
"Хадсон Кэмпбелл. Сын губернатора Кэмпбелла и..."
"И твой будущий жених", - произносит моя мама, и мой отец бросает на нее взгляд. Я же чувствую себя так, словно мне на голову только что вылили ведро ледяной воды.
Отец поправляет галстук и поворачивается ко мне. "Для семьи". Это все объяснение, которое я получаю. Наверное, я всегда знала, что этот день рано или поздно наступит.
Я чувствую, как с меня сползает маска послушной дочери, легкой пешки, "проще подчиниться". Как в "Тетрисе", я разделяю свою личность, свою индивидуальность, оставляя только то, что приемлемо для этого мира.
"Он сегодня сделает предложение?" Я не планировала обручаться сегодня вечером, но не могу унять голосок в голове, который шепчет, как сильно моя мама не хотела бы видеть фотографии меня в желтушном платье и с всклокоченными волосами, разбросанные по светским страницам.
"Нет, но это будет хорошее время, чтобы начать выяснять твои отношения с общественностью".
"Какие отношения?" усмехаюсь я. Повернувшись к отцу, я спрашиваю: "Он знает об этом, или он будет в таком же шоке, как и я?"
"Он участвовал в переговорах". Конечно, ведь то, за кого я выйду замуж, - это деловая сделка. Так было всегда, просто я никогда не знала, кто будет ее заключать.
"А вы не думали о том, чтобы включить меня в эти переговоры? Я же не выторговываю себе жизнь".
" Эвфемия, успокойся. Ты же не знала, что это произойдет. Тебе уже почти тридцать, черт возьми".
Остаток пути проходит в тишине, воздух в лимузине разрежен, как будто из него высасывают жизнь, чем ближе мы подъезжаем к музею, где будет проходить мероприятие. Наш водитель останавливается в очереди машин, и моя рука начинает потеть на сцеплении, наблюдая за вспышками фотокамер в нескольких машинах впереди.
Мы подползаем к началу очереди, и мама тычет пальцем в окно. "О, смотри, вот он. Правда, красавчик?"
Я сразу узнаю губернатора. Губернатор Кэмпбелл - прототип богатого, белого политика. Среднего роста, прилично подтянутый для шестидесятилетнего человека, седой. Он похож на человека, который тратит на обед триста долларов, а потом дает официанту двадцатидолларовую купюру.
Легко определить, кто его сыновья. Они выглядят как более молодые и сильные его версии. Мой взгляд метался туда-сюда между ними, с удивительной отстраненностью размышляя о том, кто из них станет моим будущим мужем и отцом моих детей.
Дверь машины открывается. Отец выходит первым, затем помогает выйти мне и маме. Я мило улыбаюсь, не отводя взгляда, чтобы не ослепнуть от мигающих фар и не щуриться на всех фотографиях. Я знаю, как это делается. Улыбнуться, встать во весь рост и...
Я поднимаю глаза, испуганно дергаю себя за руку. Один из сыновей губернатора берет мою руку, кладет ее себе на плечо и ведет меня вверх по ступеням музея. "Я Хадсон", - понижает он голос до шепота.
Я говорю из уголка рта, сохраняя мягкую улыбку для фотографов: "Эффи. Но вы, должно быть, уже знаете об этом".
Оказалось, что в компании Хадсона гораздо легче высидеть ужин из сухой курицы и пережаренной моркови, за которым следуют речи о пересечении гольфа и выездки. Он обладает сухим чувством юмора, но в нем есть легкость, которая освежает. Он обладает милым всеамериканским шармом, который не пугает, и весь вечер был только уважительным. Это почти заставляет меня забыть, что все это - судьба.