Странно.
Я смотрю на Хизер, или лучше сказать, Бэмби: — Не могу поверить, что Кэнди не пришла.
Видит Бог, я терпеть ее не могу, но прогулы не в ее стиле. Черт, уверена, что она проводит здесь больше времени, чем дома.
Бэмби пренебрежительно машет рукой: — Наверное, она проспала, — взяв тюбик туши для ресниц, она закатывает глаза, — или слишком занята, трахаясь с очередным парнем, и потеряла счет времени.
Это определенно похоже на нее.
Повторно нанеся блеск на губы, надеваю черно-зеленую маскарадную маску.
— Да, наверное, ты права.
Однако, выходя из гримерки, не могу избавиться от странного чувства, пробирающегося по спине.
А что, если это не так?
Нанеся подводку, делаю шаг назад и рассматриваю себя в зеркале.
Я никогда не наношу столько макияжа — разве что на работу. Провожу рукой по обтягивающему черному корсету, который надела в паре с еще более узкими джинсами. Определенно никогда так не одеваюсь.
Именно поэтому выбрала подобный наряд.
Сегодня вечером я собираюсь повеселиться.
Долго изучаю себя, прежде чем решаю, что моим волосам не помешают кудри и немного объема.
Жаль, что я оставила свои щипцы для завивки на работе.
К счастью, у мамы есть почти все косметические средства и приборы, известные человечеству.
— Мам, — зову, выходя из спальни. — Можно мне одолжить плойку?
Нет ответа.
Топаю вниз по лестнице, ища ее, и пытаюсь сдержать раздражение, Трейси и Стейси приедут за мной через полчаса.
— Мама.
Сверчки стрекочут, когда я останавливаюсь у большого окна в гостиной, выходящего на подъездную дорожку. Ее машина припаркована, очевидно, она дома.
Поднимаюсь обратно в свою комнату и, проходя мимо ванной, слышу шум воды в душе. Поскольку спешу, быстро стучу, прежде чем войти внутрь.
— Извини за беспокойство, я просто…
Фраза застревает в горле, когда понимаю, что не мама стоит в клубах пара. Это Нокс.
Собираюсь выйти, но слишком поздно. Он уже обматывает полотенце вокруг талии и направляется ко мне как зверь, настигающий добычу.
Быстро отступаю и разворачиваюсь: — В чем, черт возьми, твоя проблема?
Хватаюсь за дверную ручку, когда Нокс протягивает руку мимо моей головы и захлопывает ее, загоняя меня в ловушку.
Теплое дыхание щекочет мне шею, когда он говорит: — Выглядишь как шлюха.
К черту его.
Знаю, что он говорит это только для того, чтобы задеть меня за живое и заставить чувствовать себя дерьмом.
Потому что именно так поступают агрессоры.
Поворачиваюсь к нему лицом: — Нет, это не так.
Он расставляет руки по обе стороны от моей головы, загоняя в клетку.
— Ты права, — самодовольная ухмылка искривляет его губы. — Шлюхи привлекательны… а ты нет.
Очевидно, он хочет получить реакцию, но я отказываюсь ее давать.
— Это должно задеть мои чувства? — смеюсь, но в этом нет ни капли юмора. — Мне что, сейчас убежать и заплакать, потому что такой никчемный мудак, как ты, считает меня уродиной? — Тычу пальцем в его обнаженную мокрую грудь. — Извини, но…
Слова застревают в горле, когда чувствую, как его твердый и жаждущий член, упирается мне в живот.
Он может отрицать сколько угодно, но тело не лжет.
Нокс может ненавидеть меня так же сильно, как и я его… но он также хочет меня.
И это знание наполняет меня почти смертельным чувством удовлетворения.
Настает моя очередь ухмыляться: — Забавно. Не похоже, что ты считаешь меня непривлекательной.
По тому, как жестоко искажается его лицо, становится ясно, что я провоцирую зверя. К удивлению, он не спорит со мной.
Но то, что он делает дальше, гораздо хуже.
Дыхание перехватывает, когда он проводит кончиком пальца по моей шее. Движение нежное, но расчетливое. Сглатываю, когда палец скользит по груди, высоко стоящей благодаря лифчику без бретелек, надетому под корсет.
— Нокс.
Это должно было прозвучать как предупреждение, но звучит почти как мольба. И я ненавижу себя за это.
Его прикосновения должны ощущаться как лезвия бритвы, режущие кожу. Но они похожи на крошечные искры, поджигающие каждое нервное окончание.
Снова тянусь к дверной ручке, но он наклоняется так близко, что становится почти больно.
Его пронзительные глаза темнеют: — Встань на колени.
Господи Иисусе. Все, что я могу сделать, — не рассмеяться, потому что он, черт возьми, выжил из ума.
Убийственный взгляд предупреждает меня не сопротивляться.