Но я хочу.
— Ни за что, блядь.
Вскрикиваю, когда он наклоняет голову и впивается зубами в мою шею с такой силой, что прокусывает кожу. Он похож на ядовитую змею, вонзающую клыки в жертву… впрыскивающую в меня свой яд.
Маленькая капелька крови стекает по моему декольте, и он проводит кончиком языка по багровой жидкости, слизывая ее.
— На колени, Бродяга. Сейчас же, — ненавижу, как напрягается сосок, когда он щиплет его. — Я не буду повторять снова.
Когда не двигаюсь, его рот угрожающе нависает над моей яремной веной.
Он убийца, — напоминаю себе. — Ты заперта в комнате с чертовым убийцей.
И если кто-то способен убить собственную мать, он без колебаний убьет и сводную сестру, которую презирает.
Это суровое осознание заставляет меня уступить.
В тот момент, когда мои колени касаются пола, он роняет полотенце.
Конечно, я слышала Шэдоу, когда она говорила о его размере, но я поражена, узнав, насколько та была права.
Член Нокса толстый, с выступающими венами и такой же злой, как и он сам.
А еще он невероятно большой.
Настолько большой, что ты точно почувствуешь боль, когда он растянет тебя.
Желчь подкатывает к горлу, потому что ни сейчас, ни когда-либо еще у меня не должно быть подобных мыслей о Ноксе.
Он злобный психопат. И я отказываюсь быть его пешкой.
Поэтому не стану облегчать ему задачу.
Если он хочет этого, что очевидно, то ему придется буквально заставить меня.
Зажимаю рот, когда он обхватывает мою шею.
Его грубый голос вибрирует во мне: — Открой.
Подняв голову, взглядом посылаю его к черту.
Он только усмехается, как будто для него это все игра.
Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть.
— Аспен, тебе что-то нужно? — щебечет мама по ту сторону.
Понимая, что это мой шанс на свободу, говорю: — Д…
Пользуясь случаем, Нокс засовывает член в мой открывшийся рот.
Я слишком потрясена, что замираю на несколько секунд.
Хватка на моих волосах усиливается, и он двигает бедрами, проталкивая член так глубоко в глотку, что я не могу сдержать рвотные позывы, глаза начинают слезиться.
— Сестренка, тебе не следует разговаривать с набитым ртом.
— Все в порядке? — растерянно спрашивает мама. — Что происходит?
Словно почувствовав, что я собираюсь откусить эту чертову штуку, мудак вытаскивает свой член.
— Все хорошо, — говорю ей, чувствуя, как внутри все переворачивается от негодования. — Я просто ищу плойку.
— О. Возьми на четвертой полке в шкафу, — она издает раздраженный звук. — Мне нужно идти, я опаздываю на встречу с поставщиками.
Секунду спустя ее удаляющиеся шаги затихают.
Мне следует встать и уйти, потому что очевидно, что эта отвратительная перепалка закончена.
Но тогда он поймет, что победил, и решит, что держит все под контролем.
К черту это.
Прежде чем успеваю отговорить себя, раздвигаю губы и скольжу ртом по его толстому члену, засасывая так глубоко, как только могу.
На мгновение в его глазах мелькает удивление, затем они закрываются, и он стонет словно от боли: — Черт.
Нокс опирается одной рукой на раковину, а свободной обхватывает мое лицо.
— Хорошая девочка.
Борясь с внезапно нахлынувшим возбуждением, провожу зубами по его стволу, ожидая, что он взвизгнет и оттолкнет меня.
Но этого не происходит.
— Еще, — ворчит он, усиливая хватку.
Прикусываю сильнее, но это лишь заставляет его прорычать: — Это все, на что ты способна?
Мышцы на его шее напрягаются, на лбу выступают капельки пота. Очевидно, я причиняю ему боль. Но в то же время Нокс наслаждается этим. Как будто это он контролирует боль — контролирует меня, — а не наоборот.
— Давай, Бродяга, — рычит, его лицо напрягается, когда он смотрит в потолок. — Заставь меня истечь кровью.
Вот дерьмо. Он безумнее, чем я думала.
— Господи, — восклицаю, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Что, блядь, с тобой не так?
Он не произносит ни слова, пока я встаю, и это злит еще больше.
— Ты такой мудак, — смотрю на него, — еще раз выкинешь подобное дерьмо, и я расскажу твоему отцу.
Он выдерживает мой взгляд: — Сделай это.
Враждебность ледяным потоком течет венам.
— Я ненавижу тебя.
Он поднимает с пола полотенце и обматывает вокруг талии.
— Я ненавижу тебя еще больше, — уголок его губ кривится. — И для протокола, ты делаешь дерьмовый минет.
Мне следует забыть об этом и уйти, но я не могу. Отец всегда говорил, что последнее слово должно оставаться за мной, что ж, он был прав.