Однажды она заставила меня посмотреть один из них вместе с ней, прежде чем она возненавидела меня до глубины души. Ее глаза загорелись, и она не смогла удержаться от того, чтобы процитировать свои любимые строки и перебить, чтобы указать на костюмы, которые ей нравились. Я сам больше люблю боевики (дайте мне Джейсона Стейтема и быструю машину, и я в порядке), но тот вечер был одним из моих любимых вечеров кино.
Я никогда раньше не встречал кого-то вроде Вайолет. С самого начала она была самой собой. Я вырос со знаменитым отцом, и людям (особенно девушкам) иногда приходит в голову, что общение со мной каким-то образом делает их более важными. Я этого не понимаю, но это случалось слишком много раз, чтобы отмахнуться от этого.
Этих людей стало легко обнаружить. Они хотят знать все о моем отце, о том, каково было расти и ходить на игры, и просят меня рассказать им обо всех других знаменитостях, которых я встречал. И самое главное, они ничего о себе не рассказывают, а если и рассказывают, то они самые большие фанаты баскетбола на свете и хотят доказать это игровой статистикой и анекдотами о моем отце.
Когда я рассказал Вайолет, кто мой отец, она пожала плечами и сказала: — Это круто, но я никогда о нем не слышала. — Вот и все. “Я” ей нравился, и до тех пор я не осознавал, насколько это редкость.
Я смотрю оставшуюся часть фильма. Вайолет не просыпается и не двигается, разве что для того, чтобы сбросить одеяло.
Когда я пытаюсь накинуть его обратно на нее, она стонет. — Очень жарко, слишком жарко.
Я лучше ее рассматриваю. Она вспотела, и ее щеки покраснели. Наклонившись ближе, я кладу тыльную сторону ладони ей на лоб.
У нее определенно жар. Я нахожу ванную внизу и ищу в шкафу термометр или лекарство, но оказываюсь с пустыми руками.
Вместо этого я звоню маме. Она отвечает с первого звонка.
— Гэвин?
— Привет, — шепчу я.
— Все в порядке? Сейчас уже второй час ночи.
“Дерьмо.” — Извини, я забыл о разнице во времени.
— Все нормально. Я все равно проснулась. Что происходит?
— Я с подругой, и она заболела. Я не знаю, пищевое ли это отравление или грипп, и не знаю, что делать.
Она молчит, и я оттягиваю телефон от уха, чтобы убедиться, что она все еще здесь.
— Мама?
— Насколько высока температура и как долго она у нее?
— Думаю, пару часов, но я не уверен. Не могу найти термометр. Она сейчас спит.
— Ты можешь попробовать приложить ей холодный компресс на лоб или приготовить теплую ванну, но если она спит, то это, наверное, лучше всего. Убедись, что она пьет много воды, когда просыпается.
— Спасибо. — Я провожу рукой по волосам. — На что еще стоит обратить внимание?
— Ты выглядишь обеспокоенным. Кто она?
— Можешь ли ты подождать с допросом?
Она слегка смеется. — Слабая температура не вызывает беспокойства. Вероятно, отдых — это все, что ей нужно. Тайленол или Мотрин, если она болит.
— Спасибо. — Я выдыхаю. У Вайолет начинается приступ кашля, и у меня в груди сжимается на каждый звук, исходящий от нее. — Я лучше пойду. Я позвоню тебе завтра.
Кашель прекращается, когда я кладу трубку, а Вайолет переворачивается на спину. Я чувствую, что должен что-то сделать. Просто сидеть здесь и смотреть, как она страдает, ужасно. Даже во сне ее лицо сморщилось от боли.
Что-то, о чем я не подумал спросить, прежде чем повесить трубку с мамой: что, черт возьми, считается плохим? Что, если показатель Вайолет слишком высок? Я гуглю информацию о лихорадке, и общее мнение — смерть, если она слишком высока, что вводит меня в ступор. Я смотрю на лестницу. Она может убить меня, если проснется и подумает, что я шныряю вокруг.
— К черту это. — Я мчусь наверх и нахожу ванную на втором этаже и, к счастью, есть термометр и Тайленол.
Я отношу его обратно в гостиную и бужу Вайолет.
Она шепчет что-то, чего я не могу понять.
— Я хочу измерить тебе температуру, а потом ты сможешь снова лечь спать.
Я прижимаю штуковину к ее лбу и нажимаю кнопку. Он подает звуковой сигнал несколько раз. Ресницы Вайолет трепещут, и ее темно-карие глаза смотрят на меня. — Ты по-прежнему здесь.
На маленьком экране мигает цифра.
— Сто два, — говорю я. — Ты определенно больна.
— Что меня выдало?
— Больна, но ты не потеряла своего сухого юмора.
Ее взгляд переключается на телевизор. — Уже закончилось?
— Ага. Хочешь, чтобы я поставил его обратно?
— Нет. Я работаю по списку. Сначала наименее любимые, так что я не против, что проспала это. — Ее глаза снова закрываются. — Серьезно, почему ты все еще здесь? Мне не нужно, чтобы ты лечил меня. Возвращайся на свою вечеринку и к своей полуголой девушке. Мне лучше.