Какой сильный дождь. Стучит, как молотком по голове.
Я всегда знала, последнее, что я услышу в своей жизни, будет стук дождя…
15
Обогнув ограду поселка, тропинка вошла в маленькую березовую рощицу, где слилась с бетонкой. Дорога пересекла лесок, а речка, сделав изрядный крюк, подошла к роще с другой стороны. Дождь стал стихать, но тучи не разошлись. Вот – место встречи дороги и речки, вот и мост уже видно, он внизу темнеет на фоне светлой полоски воды. Речка здесь протекала по дну глубокой ложбины. Дорога шла под уклон, а за мостом опять лезла вверх на бугор, за которым была невидимая отсюда деревня Овсянка. Николай Николаевич часто уступал Марине руль, чтобы училась водить, но в этом месте, всегда вел машину сам. Довольно редкие днем заросли черемухи по сторонам дороги, сейчас были непроглядно-черными. Марина не пошла дальше, остановилась и покрутила головой, разыскивая машину. Не на электричке же она приехала?
– Наталья Васильевна! Наташа! – крикнула она наугад. Ответа не было, но в темноте возникло какое-то напряжение, угроза. Марина заторопилась высказать самое главное:
– Наталья Васильевна! Она никогда не переступит порог вашего дома! Я клянусь Вам, никогда!
Позади взревел мотор и вспыхнули фары. Марина резко обернулась. Машина выехала сбоку на дорогу и понеслась прямо на нее, набирая скорость. Марина махнула рукой в свете фар, но не убегала, чтобы дать время себя разглядеть. Но машина не останавливалась, и она побежала к ближайшим деревьям, ничего не видя и держа руку перед лицом, чтобы защитить глаза. Машина повернула за ней, не снижая скорости. В свете фар мелькнули белые стволы берез и ее длинная корявая тень. Тень прыгала по неровной земле прямо перед Мариной, значит машина – точно за спиной. Марина кинулась за дерево. Совсем рядом взвизгнули тормоза, раздался негромкий удар и треск, свет метнулся в другую сторону. Снова визг тормозов, машина вернулась на дорогу и понеслась под горку к мосту, виляя на скользкой дороге, красные огоньки метались то влево, то вправо. Внезапно она исчезла из виду, через мгновенье последовал приглушенный удар.
Стало тихо до звона в ушах, то ли на самом деле, то ли Марина вдруг оглохла. Еще она онемела и остолбенела. Только зрение еще служило ей, потому что каким-то краешком сознания она отметила, что вокруг нее почему-то светло. Ожила, оглянулась. Так и есть! На дальней опушке леса включились фары другой машины. В ту же секунду хлопнули дверцы, темные фигуры бросились бежать: одна – к берегу, а другая – к ней. Марина, не раздумывая, рванула по бетонке в сторону поселка. Кажется, у нее даже ветер в ушах свистел. Дождя уже не было, впереди ярко светились окошки ближнего дома. «Скорей к дому сторожа! У него – ружье, собаки…» Навстречу ей от самых ворот медленно выехала третья машина. Она развернулась и встала поперек дороги метрах в двух от Марины, резко остановившейся. Открылась дверца, в освещенном салоне сидел Виктор Александрович Краснов, как всегда – значительный и суровый. Он начал неторопливо выходить из машины и что-то говорить при этом, но уши Марины словно ватой заткнуло.
«Все они – заодно», – успела подумать Марина, и в глазах у нее совсем стемнело…
16
…«Марина! Марина!» – настойчиво повторял какой-то знакомый голос. Марина слышала его, но ей было так спокойно и хорошо, словно она парила в облаках. «Марина!» – позвал ее Андрей, и она удивилась слегка и как-то лениво подумала, почему его слышно, но не видно. Медленно-медленно появлялись новые ощущения: что-то давит на спину, и голове как-то прохладно, и не только голове. «Где это я лежу? И почему такая мокрая? Ну да, шел дождь. Дождь!?»
Сознание включилось, и четкая картина всего происшедшего заставила Марину резко подняться и сесть. Ее замутило и, наверное, вывернуло бы на изнанку, если бы в желудке было хоть что-нибудь, хоть маковая росинка. Она была в машине, на откинутом заднем сиденье, в промокшей одежде и в грязных туфлях, а рядом сидел Краснов-старший. Его старая потертая кожаная куртка тоже была мокрой, а ботинки – в грязи, а сам он был взлохмаченный и угрюмый. Машина стояла в каких-то непроглядных кустах, с выключенными фарами, внутреннее освещение было довольно слабым. Марину затрясло: то ли от холода, то ли от нервного напряжения, но не от страха. Он вообще атрофировался в этот момент. Лязгая зубами, она с трудом выговорила: