Меня пугала ее одержимость, я даже консультировался с врачом без ее ведома, но меня убедили, что такое с беременными бывает. Тогда и пришла уверенность, что Инна ни единой минуты не стала бы жить со мной, если бы я не был отцом будущего ребенка. Никаких заменителей! Только натуральный шелк, хлопок, лен! Только свежие фрукты, овощи, деревенское молоко! И…
– И только настоящий папа!
– Да, Вы меня поняли. Она стремилась создать ребенку идеальные условия. А что из этого вышло?
18
«Я помню тот ужасный день, первое июля, как будто он был вчера. Это был день рождения Андрея, а он лежал в изоляторе с ветрянкой. Медсестра жалела его и пускала к нему поиграть сына-ровесника, который уже переболел. С самого утра было очень душно, у меня было предчувствие не грозы, а именно беды. И все шло кувырком: родители жены прилетали, я поехал их встречать, а по пути заехал в роддом проведать Инну. И вдруг узнал, что ее выпишут сегодня и после часа выставят из палаты в коридор. Пообещал успеть к сроку и помчался в аэропорт.
Вообще-то, все пошло наперекосяк еще раньше: Инна не доносила больше месяца. Рухнули все планы, что теща приедет заблаговременно, устроит Инну к лучшим врачам по московской протекции и побудет с Андреем. Нужный роддом еще не открылся после ремонта, ее увезли в дежурный, переполненный. Вот поэтому и выписывали на пятый день, а рейс задержался сначала на один час, потом еще на два. Я извелся в ожидании, но ничего не мог поделать.
Встретив, наконец, тестя и тещу, я завез их на базу, чтобы бросить их вещи и взять нужные к выписке. Инну мы забрали из роддома позже всех, она была в слезах, никак не могла успокоиться. К тому же мы с тещей в спешке выбрали не ту одежду для нее и не то приданое для ребенка. Ада Сергеевна утешила дочь, что малышку лучше одеть в самое красивое дома, после купания. Когда мы приехали на базу, именинник уже спал, прождав нас целый день под присмотром чужих людей. Будить его не стали. Я отнес ему подарки и столичный торт.
Наконец все устроилось. Ребенка искупали, приодели, повеселевшая Инна села кормить дочь, и я даже умилился, глядя на них. Кажется, в ней действительно проснулся материнский инстинкт, с нее можно было писать мадонну. Уложив малышку, мы все засиделись за поздним ужином. Было непривычно уютно, настоящая домашняя обстановка. Даже про имя никто не спорил. Раз Андрея назвали в честь отца Инны, согласились назвать дочь в честь моей матери».
Марина встрепенулась:
– Простите, Виктор Александрович, а как звали Вашу маму?
– Мария Васильевна.
– Как?!
– Да, представьте себе, я хотел назвать дочку Машей, – Краснов невольно улыбнулся, но тут же снова помрачнел и продолжил.
Его рассказ оживал перед Мариной, как будто она сама все это видела: маленький домик под соснами, вечер беспокойного дня, за столом сидели и отмечали рождение девочки счастливые родители, бабушка и дедушка. А Наташа, мучимая головной болью и предстоящей разлукой, смотрела на это снаружи, надеясь, что любимый человек почувствует ее присутствие и выйдет к ней.
Жара к вечеру спала, из открытых окон сквозь кисейные занавески потянуло свежестью. Инна попросила шаль, муж принес и, укутывая, благодарно поцеловал ее, она улыбнулась. Для стоявшей под окном Наташи это было ударом в самое сердце. Она увидела за другим окном детскую коляску. Руки сами схватили маленький сверток, ноги понесли ее в лес. Не помня себя, она помчалась прямиком к единственному родному человеку.
Вдруг раскатился первый удар грома. Инна пошла в комнату к дочке, а остальные стали закрывать окна. Тут раздался ужасный крик Инны. Все кинулись туда, первым – Виктор Александрович. Он увидел пустую коляску, распахнутую дверь на веранду, и убегавшую в глубь леса Инну. Сквозь шум дождя слабо послышался ее крик: «Ребенка украли!» И – новый раскат грома.