Саша Порожняк, потягивавший коньячок из маленькой рюмки, смерил Панфилова сумрачным взглядом.
– Мир вашему дому, – сказал Константин, присаживаясь.
В ответ Копельман лишь кивнул – мол, здоровались по телефону, а Порожняк сказал:
– Здорово, Жиган. Пить будешь?
– Благодарю, я за рулем.
– Че, никто из твоих бойцов рулить не может?
– Я люблю водить сам. Да и с собой не брал никого.
– Без понтов? – недоверчиво спросил Порожняк.
– Я же не думал, что это ты мне стрелку забиваешь. Вон, Исаак Лазаревич позвонил, попросил встретиться. Я и приехал.
– Ну, Жиган, ты даешь. Или, может, порожняк гонишь? Посадил мазутку где-нибудь в кустах.
Жиган промолчал: думай, мол, Порожняк, что хочешь, я оправдываться не стану.
– Ладно, не хочешь пить – насильно в хавло заливать не буду, – хмыкнув, решил Порожняк.
– Поесть вот – не откажусь.
Саша Порожняк, не оборачиваясь, лениво приподнял руку. Спустя мгновение открылась не заметная простому взгляду дверь в стене, и оттуда на рысях выскочил шустрый халдей. Виртуозно свернув между столами, он лихо поставил перед Константином глиняный горшочек с крышкой. Тут же рядом с горшочком нарисовались приборы, крышка исчезла, и в лицо Жигану пахнуло густым ароматным запахом тушеной зайчатины.
Официант исчез за дверью еще быстрее, чем вынырнул оттуда.
– Вышколенный персонал, – заметил Жиган. – Только слышал я, будто ресторанчик ваш прибыли совсем не дает.
– От кого это ты слышал? – скривился Саша Порожняк.
– Земля слухами полнится. – Константин попробовал жаркое. – А зайчатинка хороша. И чего это люди от «Деда Мазая» нос воротят? Нет, я серьезно. Кухня-то здесь хорошая.
Копельман, опрокинувший рюмку коньяку и поглощавший кусок осетрины по-монастырски, пробормотал:
– Кухня настоящая, русская.
– Рекомендую где-нибудь поблизости бензоколонку поставить. Остановится человек заправить машину, глядишь – пообедает. А то что ж получается – настоящая русская кухня, спиртное опять же свое, а прибыли никакой.
Лицо Копельмана при упоминании о спиртном болезненно перекосилось. Проглотив неразжеванный кусок осетрины, он как-то гнусаво произнес:
– Ты первый об этом сказал.
– Что такое, Исаак Лазаревич? – Константин решил воздержаться пока от шуточек. – Какие-нибудь проблемы?
Копельман начал издалека:
– Послушай меня, Константин Петрович. Я намного старше, я повидал жизнь, всяких людей встречал на своем веку – молодых, старых, высоких таких, красивых, вроде тебя, смелых, энергичных. Были также люди тихие, скромные, в чужие дела не лезли, никому не мешали. Видел я в этой жизни и много печали. Люди становились инвалидами, теряли близких, сами умирали. И знаешь, драгоценный мой Константин Петрович, кого судьба чаще всего била по голове?
– Догадываюсь, – сказал Константин, отодвигая в сторону горшочек с тушеной зайчатиной.
– Это очень хорошо, что ты понимаешь ход моей мысли. Да, чаще всего жизнь – ах, эта злодейка судьба – немилосердно обходилась с людьми, обладавшими очень хорошими задатками. Вот по какому-то странному стечению обстоятельств многие из них, увы, не дожили до сегодняшних дней. А лучше всех себя сегодня чувствуют те, кто всегда знал меру.
– Исаак Лазаревич, ты никак мышиной судьбой меня соблазняешь?
Константин вынул сигарету, щелкнул зажигалкой, положил «Ронсон» на стол перед собой.
– Упаси Бог, Константин Петрович. Ты у нас не последний человек. Говорят, даже герой. А я – бедный еврей. Что я могу посоветовать такому выдающемуся человеку?
– Я что-то никак не пойму, Исаак Лазаревич, к чему ты клонишь? Это что, разговор по душам или деловая встреча? Не тяни кота за яйца.
На пухлом лице Копельмана появилась брезгливая гримаса.
– Ай-яй-яй, как грубо, – снова прогнусавил он. – Я ж хотел поговорить с тобой просто за жизнь, прежде чем переходить к скучной прозе.
– Давай-давай, переходи, – не особо церемонясь, сказал Жиган.
– Хорошо, – согласился Исаак Лазаревич без энтузиазма, – только это лучше получается у Александра Захаровича.
– Ладно, не будем искать кобылу у цыгана. С делишками у нас кисляк. Кто-то отогнал карету с дымом, а водилу и моего пацана завалили.
– И много было спирта? – поинтересовался Панфилов.
– Шестнадцать тонн, – вставил Копельман, – а прямые убытки – многие тысячи долларов.
– При чем тут я? – спокойно спросил Жиган.
На сей раз Копельман затараторил первым, не дав Порожняку открыть рта:
– Ты не подумай дурного, Константин Петрович. Мы же не утверждаем, что ты совершил такую гадость по отношению к нам. Но ведь что получается при простом сопоставлении фактов? Ты уже давно занимаешься этим делом. Мы с тобой договорились, что твое, а что наше. Ты в целом условия выполняешь, но не даешь нам развернуться. Или, скажем так, – выполнял до сих пор. В обмен на то, что мы допустили тебя до бензина.
– Бензином занимаюсь не я, а Володин, – уточнил Константин.
– Ай-яй-яй, – скривился Копельман, – зачем эти тонкости. Все знают, что Гриша Володин – бедный маленький человек. Вечно просит что-нибудь, мелочь по карманам собирает. Если у него когда-нибудь и были деньги, так только чужие. Ты взялся за бензин, мы разделили доли, и тебе никто не мешал.
– Я только уточнил позиции.
– Хорошо, будь по-твоему. Какая-то сволочь устроила, выражаясь словами Александра Захаровича, кипиш на Гришиной заправке. Но я тут при чем? Посмотри на меня, Константин Петрович, разве я способен на такое? Я веду свой бизнес цивилизованными методами, – сказал он, а потом уклончиво добавил: – Ну, или стараюсь вести. И что мы должны думать с Александром Захаровичем в случае с нашим спиртом?
– О случае с вашим спиртом я впервые слышу от вас. Когда это произошло?
– Буквально накануне. Ведь это ж такие неприятности, такие неприятности…
Как бы в подтверждение своих слов Копельман опрокинул рюмку коньяку и сунул в рот дольку лимона. Некоторое время он еще нервно ерзал на стуле, чмокал губами, вздыхал и наконец извиняющимся тоном сказал:
– Ох, из-за всех этих неприятностей я так разволновался, так разволновался. Мне надо в туалет. Вы пока без меня поговорите.
Копельман с шумом отодвинул стул, вскочил из-за стола и так же незаметно, как официант, растворился за малоприметной дверью в стене.
– Пока этот марамойка поверзает, – сказал Саша Порожняк, – мы с тобой перетрем по-быстрому. Я знаю, ты человек свойский, кипишевать и внатяжку брать не будешь, как этот ветрогон. Но ты и нас пойми. Братва беспокоиться начинает.
– Еще бы…
– От этого Мойши к нам бабки приходят. Он, конечно, тоже не подарок, с тараканом в котелке, но башляет исправно. Братва просто хочет воздух понюхать. Наезжать на тебя мы не собираемся, упаси Бог.
– Вот так-то лучше. А то я, честно сказать, даже не вкурил сразу. Вроде как Изя, которого одним пальцем закошмарить можно, меня пугать вздумал.
– Это у него от страха крыша чуток поехала. Решил понтов нагнать.
– Со мной этот номер не пройдет.
– Знаю. Но, чтобы у меня на душе было спокойно, побожись.
– Гадом буду.
– Вот и ладушки, – кивнул Саша Порожняк и протянул Жигану ладонь.
Они обменялись рукопожатием. Потом авторитет плеснул себе в рюмку коньяку и с наслаждением выпил. Жиган достал из пачки сигарету и закурил, щелкнув зажигалкой.
– Клевая бимба. – Порожняк бросил выразительный взгляд на зажигалку. – Дай-ка зырнуть.
Жиган передал ему «Ронсон».
– Дарю.
Саша повертел зажигалку перед глазами, щелкнул пальцем по золотой инкрустации.
– Рыжуха, в натуре.
– Говна не держим.
– У Бар-Исраэла похожая есть. Но зажался, мол, подарок от супруги. О, легок на помине.
Поправляя штаны, в зал вкатился Копельман.
– Ну че, обхезался? – хохотнул Саша Порожняк, когда Исаак Лазаревич занял свое место за столом.
Копельман смущенно кашлянул.
– Ладно, не красней. Мы тут без тебя все вопросы решили. Больше на Жигана батон не кроши. Он перед нами чистый.