— В туалет не нужно?
— Нет, — после мочегонного мне еще долго не будет нужно в туалет.
— Давай ка подстелем вот это, — говорит девушка и протягивает мне одноразовую пеленку, — на всякий случай. Капельница большая, — добавляет она, без слов угадывая мой немой вопрос.
Приходится согласиться, хотя от этого действия чувствую себя еще более старой и немощной. Отдать должное медсестре, вены она колит на загляденье — даже не почувствовала, когда игла кожу проткнула, лишь услышала тихое «готово».
— Руку не сгибать, капельницу побыстрее не делать! Лежи, отдыхай.
— Спасибо, — несутся мои слова ей в спину.
Закрываю глаза и даже не замечаю, как проваливаюсь в сон. Понимаю, что спала, лишь когда открываю глаза и припоминаю сновидения: мы снова поссорились с Марком, только слова его звучали куда грубее, чем тогда, а потом и мама появилась и кричала, что я ей больше не дочь. Да уж, отдохнула, называется, будто и не спала вовсе. Капельница уже заканчивается, а мне, на удивление, почти не хочется в туалет.
— Проснулась? — едва не подпрыгиваю на кровати от звонкого Иркиного голоса.
— Ты что здесь делаешь? — спрашиваю подругу, удобно устроившуюся на каком-то стуле. И откуда она его взяла, ведь не было же ничего?
— Вер, ну как я могла не прийти? — удивленно тянет Ирка, — ты же ничего не объяснила. А новостью ошарашила! Я, говорит, в больнице. Ты сказала в первой, в терапии. Ну я и…
— Ладно, поняла, — прерываю я, прежде чем ее занесет.
— Ты не сказала, что случилось, и я не знала, что тебе принести. Но решила, что бананы в любом случае можно. Там же эндорфины и все такое…
— Спасибо, Ир, — искренне благодарю я подругу.
— Вер, — как-то неуверенно говорит Ирка и замолкает.
— Что? — спрашиваю, когда чувствую, что продолжения вопроса не планируется.
— Я, когда узнавала в какой ты палате, то медсестра обмолвилась, что ты девочка, таблеток наглотавшаяся, — тихо объясняет Ирка и снова замолкает, а ее немой вопрос повисает в воздухе.
Таблеток наглоталась? Это я там с такой пометкой записана?
— Ты что, хотела…?
— Ничего я не хотела. Выпила четыре таблетки мочегонного и все.
— Мочегонного? А зачем? — удивленно спрашивает подруга.
— Похудеть хотела, — признаюсь честно.
— Ты? — вскрикивает Ирка, выпучивая на меня свои глазищи, — похудеть? Зачем?
— Чтобы быть худой! — отрезаю я, и, кажется, Ирка понимает, что больше эту тему я обсуждать не буду, — ты в деканат не звонила?
— Не звонила, — качает головой Ирка, и тут же добавляет, — я туда съездила. Там все просто. Так как ты на контракте, ты просто принесешь справку или выписку из больницы и тебе дадут экзаменационный лист — сдашь потом отдельно и все.
— Спасибо тебе, Ир.
— Да не говори ерунды, — отмахивается подруга, — а Марк знает, что ты сюда попала?
Вот эта тема еще хуже той, что про таблетки.
— Нет, не знает, — отвечаю тихо, — и, думаю, ему все равно. В сущности, я полагаю, что мы расстались.
— Расстались? — вновь вскрикивает Ирка, — но как это расстались?
— Как все, — отрезаю я, нервно сглатывая подкатывающие слезы.
— Это ты из-за него что ли? Ну, с таблетками?
— Ир, я же сказала, что ничего я не глотала! И, разумеется, никакого суицида не планировала.
— А почему расстались? — спрашивает Ира, когда осмыслила мои слова.
Набираю в грудь побольше воздуха, в попытке утрамбовать не сдающуюся волну слез, и отвечаю, срывающимся голосом:
— Я накосячила. И думаю, он не простит. Я бы не простила, — вот черт, слеза все же катится по щеке, и Ирка замечает ее прежде, чем успеваю смахнуть.
— Вер, ну ты чего, — тут же начинает причитать она, чем выводит меня на новые слезы, — ну Вер…
— Сейчас, — говорю тихо и пытаюсь успокоиться: задерживаю дыхание, чтобы не допустить истерики, затем несколько раз глубоко вдыхаю, стираю мокрые дорожки с щек и лишь после этого продолжаю, — все нормально.
А потом меня прорывает — как на духу выкладываю Ирке все, что натворила. Рассказываю и о нашем с Марком договоре, ловко мной изобретенном, и о Димке, которого выдавала за своего парня.
— Но зачем? — недоуменно спрашивает она, когда я заканчиваю рассказ.
— Потому что не умею быть счастливой! — признаюсь, едва произнося слова от неконтролируемых всхлипов, — уцепилась, дура, за прошлое, за его детские придирки, и захотела отомстить. Решила, что вот и мое время настало над ним издеваться.