Элизабет Кейли
Ненависть или любовь?
1
Сьюзен бежала по коридору, боясь опоздать на лекцию. В здании университета штата Иллинойс было уже тихо и пусто, и Сьюзен поняла: лекция началась. Она застонала и прижала руку к груди, где сердце разрывалось от напряжения.
Я убью Джона! – подумала она, привалившись к двери аудитории и пытаясь отдышаться, прежде чем войти.
Ему уже двадцать восемь лет, а он так и не научился возить с собой запаску в багажнике! И как я теперь буду объяснять профессору Бьюинсу причину своего опоздания? «Простите, профессор, мой брат, доктор исторических наук – идиот». Сьюзен недовольно фыркнула. Ничего более глупого придумать невозможно! Но входить все равно нужно. Я почти пять лет ждала этого курса. Джон уже больше десяти лет работает в археологии и всегда с придыханием говорил о профессоре Бьюинсе. Вроде бы он величайшее светило папирологии. Я никак не могу пропустить первую лекцию!
Сьюзен глубоко вздохнула и толкнула дверь. Как можно тише она прокралась в аудиторию, в которой уже раздавался глубокий, отлично поставленный голос профессора. Сьюзен прижалась к стене, надеясь проскочить незамеченной.
Она уже подходила к первым рядам столов, как услышала за спиной негромкое покашливание.
– Кхм-кхм.
Сьюзен обреченно обернулась, понимая, что ей сейчас придется расплачиваться перед грозным профессором за свое опоздание.
– Простите, профессор, я опоздала, – покаялась она, низко опустив глаза, и с тревогой почувствовала, как ее лицо заливает румянец.
– Приятно, что вы, мисс... – он не закончил фразу, предполагая, что Сьюзен представится.
– Сьюзен Барбьери, – промямлила она, так и не поднимая взгляда от пола.
– Приятно, что вы, мисс Барбьери, не разучились испытывать стыд за свои проступки, но мне кажется, что в вашем возрасте и положении студентки последнего курса университета уже пора бы научиться приходить вовремя на занятия, – попенял ей профессор.
– Да, сэр, – пробормотала Сьюзен.
– Или вы полагаете, что начало моей лекции не заслуживает вашего внимания, мисс Барбьери?
– Ну что вы, сэр, – пролепетала она, раскаиваясь в том, что вообще решила пойти на его курс.
– Или, может быть, вы знаете больше, чем я? – продолжал язвить профессор Бьюинс.
– Что вы, сэр! Я знаю, что вы прекрасный специалист и... – начала оправдываться Сьюзен и подняла на него глаза.
Слова тут же застряли в горле, а в груди образовалась какая-то пустота.
Профессор Бьюинс оказался не старым сморчком, как представлялось Сьюзен, а великолепным (другого слова она просто не смогла подобрать) мужчиной. Судя по всему, профессору было около сорока лет, но его глаза горели удивительным огнем юности и задора, какой нечасто встретишь во взгляде пятнадцатилетнего подростка. Под прекрасным костюмом угадывались мускулы и не было ни намека на животик, так раздражающий Сьюзен в мужчинах. Поседевшие волосы Бьюинса отливали благородным серебром, а на полных чувственных губах, прятавшихся в аккуратной бородке, играла легкая усмешка.
– Что вы хотели сказать, мисс Барбьери? – поинтересовался профессор, когда молчание затянулось.
– Я хотела еще раз извиниться, – прошептала Сьюзен, отводя глаза.
– Ваши извинения приняты, мисс, но постарайтесь не опаздывать на следующее занятие. Непунктуальным людям нечего делать в науке. А вы, как я слышал, всерьез увлеклись археографией и собираетесь остаться в нашем университете, чтобы отыскивать и публиковать новые памятники письменности? Я запомнил несколько ваших статей в журналах.
– Да, сэр, я очень увлекалась археографией, – пробормотала Сьюзен, удивляясь, что столь знаменитый и титулованный ученый вообще запомнил ее, студентку.
– Почему же в прошедшем времени? – усмехнувшись, спросил профессор Бьюинс.
Потому что теперь я встретила вас и, кроме папирологии, меня больше ничто не сможет увлечь! – чуть не сказала Сьюзен, но вовремя опомнилась и лишь пробормотала что-то невразумительное в ответ.
– Садитесь, мисс Барбьери, – велел ей профессор, – но учтите, я вас запомнил, так что теперь на экзамене вам придется отвечать не только на вопросы билета.
– То есть? – удивилась Сьюзен.
– Вам придется ответить и за это опоздание. Советую заниматься как можно усерднее, мисс.
Сьюзен с глубоким вздохом то ли облегчения, то ли разочарования села на свободное место и вытащила конспект. Она внимательно слушала продолжение лекции профессора Бьюинса, но каждый раз, когда смотрела на него, Сьюзен забывала обо всем на свете и слышала не сухие факты и комментарии к ним, а бархатные нотки страсти, любви, пусть и не к ней, а к абстрактной науке, но даже этими крохами Сьюзен упивалась. А стоило профессору лишь посмотреть на нее, как щеки тут же заливал густой румянец.
Боже мой! – восторженно подумала Сьюзен. – Это же надо – я влюбилась в своего преподавателя! Влюбилась с первого взгляда, как в сказке. Но что же мне теперь делать?! Как я смогу жить, зная, что никогда профессор Бьюинс не будет со мной? Он ни за что не женится на своей же студентке. Да что там не женится! Он даже не обратит на меня внимания! Для него я – всего лишь еще одно лицо из бесконечной череды. Но ведь в моих силах сделать все, чтобы он понял: я не как все, я лучше всех! Может быть, если профессор увидит, как старательно я изучаю папирологию, как отлично успеваю по его предмету, увидит мои статьи на эту тему в журналах, он вспомнит свою студентку хотя бы за тем, чтобы поспорить со мной. И может быть, тогда он поймет, что я все это сделала только ради того...
– Мисс Барбьери! – ворвался в ее мысли глубокий баритон профессора Бьюинса.
– Мне кажется, что вы где-то далеко от нас.
– Простите? – Сьюзен непонимающе посмотрела на него.
– Я задал вам вопрос, мисс, будьте добры, ответить на него.
– Но я... я не услышала вопроса, – обреченно сказала Сьюзен.
– Я не пойму вас, мисс, вы сегодня хотите вывести меня из себя? Я привык к тому, что на моих лекциях студенты слушают меня, а не мечтают о прекрасных принцах! – Он недовольно фыркнул.
– Итак, мисс Барбьери, даю вам шанс исправиться. Чем интересен для нас акминский папирус?
К тому моменту как профессор задал вопрос, Сьюзен уже успела собраться с мыслями и начала обстоятельный ответ. Она даже позволила себе немного улыбнуться. Ее родители долго возились с этим папирусом, а потом старший брат Джон продолжил их работу. Сьюзен глубоко вздохнула, прикрыла глаза, представляя себе многочисленные фотографии этого памятника древней мысли, и начала говорить:
– В отличие от большинства папирусов, имеющих форму свитка, акминский папирус собран в виде книги, переплетенной в очень твердую кожу и содержащей в себе шесть исписанных листов. Состоит из двух механически соединенных частей. Более древняя первая часть состоит из таблиц, содержащих результаты умножения первых двадцати целых чисел на дробь две третьих и на дроби с единицей в числителе от одной третьей до одной двадцатой включительно. Более новая вторая часть состоит в изложении содержания и решения пятидесяти задач...
– Спасибо, мисс Барбьери, думаю, в этой аудитории никто не смог бы ответить столь обстоятельно, – остановил ее профессор Бьюинс.
Сьюзен зарделась. Он впервые не издевался над ней, а похвалил! Еще ничья похвала не была ей так приятна.
– Я рад, что вы обращаете внимание если и не на мои лекции, то хотя бы на то, чем занимались ваши родители, а теперь и брат, – иронично усмехнувшись, сказал профессор Бьюинс.
– Садитесь.
Сьюзен села на место, чувствуя себя крайне униженной.
Почему он так со мной обращается? – сердито думала она. – Я ведь не виновата, что мои родители были известными археологами и выкопали четверть того, что сейчас изучает Бьюинс! Два моих брата тоже стали археологами, но ведь и в этом я не виновата! Что же, мне нужно было податься, как младший брат Джордан, в автомеханики, лишь бы никто не напоминал мне о том, кто мои родственники?!