Дорогой друг,
Вас удивит, что я пишу Вам это письмо, но Вы действительно единственный мой друг, а я поступил с вами нехорошо.
Андреа и Эстебан — мои тетя и дядя, но я их не люблю. Они даже не разрешают мне убивать птиц и животных. Вы знаете, что у меня в чулане, между чемоданами, был спрятан альбатрос. Так они позвали врача, чтобы он со мной побеседовал. Но я его сразу чем-то напугал. Он был такой боязливый, прямо как нутрии, которых мы с папой бальзамировали.
Вы не знали сеньорит Гутьеррес? Я их очень любил, особенно Мэри. Теперь-то, когда она умерла, я на нее больше зла не держу. Я очень ее любил, но всякий раз, когда я хотел поцеловать ее, она ужасно сердилась, как будто в этом было что-то дурное. На людях она была добра ко мне, но, когда мы оставались одни, просто не давала мне говорить. Я пытался объясниться с ней, но она только злилась.
Если я расскажу Вам, что я сделал, знаю, Вы меня не простите, а мне бы хотелось, чтобы мы навсегда остались друзьями. Когда я приходил в аптеку за мышьяком для альбатроса и водорослей, я украл пузырек стрихнина со средней полки, с той, что под часами.
В тот вечер, когда все пошли искать сеньориту Эмилию, Мэри особенно сильно на меня разозлилась. Я спрятался в коридоре, когда Атвелл вышел, чтобы вместе с другими идти за Эмилией. Мэри преградила ему путь, отвела его в сторону от освещенной лестницы и поцеловала так, что я заплакал. Я слышал, как она сказала ему со смехом: «Напомни мне завтра, я расскажу, что у меня произошло с мальчиком».
Я подумал тогда: «Сегодня я совершу нечто ужасное». Теперь я понимаю: я сделал то, что сделал бы на моем месте любой.
Я спустился к себе в комнату, достал стрихнин, пошел в комнату Мэри и высыпал половину пузырька в чашку холодного шоколада, который она всегда выпивала перед сном. Я помешал шоколад ложечкой, чтобы яд хорошо растворился. Пока я ждал, когда ложка высохнет, послышались шаги Мэри. Убегая, я уронил пузырек, а подобрать его не хватило времени. Я ушел через комнату Эмилии.
На следующий день я вернулся за пузырьком, но его не было. Я тоже хотел принять стрихнин, как Мэри.
Чтобы оградить от неприятностей Эмилию, я хотел все рассказать комиссару, но меня бы и слушать не стали, ведь я ребенок.
Вам известно, что я устроил себе дом на заброшенном корабле на берегу. Там у меня припрятано несколько бутылок воды, сухари и мешочек с травой. На море шторм из-за бури. Я иду на корабль и буду там, пока его не унесет в море. Когда Вы будете читать это письмо, волны уже навсегда скроют Вашего маленького верного друга.
Р.S. Прошу Вас, перешлите альбатроса моим родителям».
Я вернул комиссару письмо. В комнате воцарилось молчание. Я подошел к окну, которое выходило на море. Корабля Мигеля на берегу больше не было.
Эмилия подтвердила все, что написал Мигель о пузырьке стрихнина. Она нашла его в то утро, когда умерла Мэри, и спрятала, потому что в первый момент решила, что убийца — ее жених. По той же причине она избавилась от чашки из-под шоколада.
О судне «Джозеф К.» и о Мигеле ничего больше не известно. Комиссар Аубри счел письмо Мигеля достаточно убедительным доказательством и больше не подозревал Эмилию.
Что касается меня, я привел в порядок прочитанные вами записки только потому, что подруги моей матери, единственные мои друзья, пожелали, чтобы мое участие в расследовании было, так сказать, подтверждено документально. Я сопротивлялся, уверял их, что оно сводилось к минимуму, я всего лишь угадал… Но они настаивали, и вот я, краснея и заранее раскаиваясь, вывожу заключительное слово под этой хроникой моих неожиданных детективных приключений.
Мне остается лишь добавить, что Эмилия и Атвелл поженились и, вероятно, счастливы. Иногда я думаю: как же велика была любовь этих двух сердец, если каждый из любящих считал другого преступником, и не смотря на это они не разлюбили друг друга.
