Выбрать главу

Глеб моргнул.

Первым делом он направился бы не на Красную площадь, а в развивающийся деловой центр Москва-Сити. Река там изгибается так, что создается впечатление, будто небоскребы стоят на острове. Остров со стеклянными горами – где можно увидеть подобное, как не в столице? Там шумит вода, на поверхности играется рябь, где-то кричат галки. В реке отображается стеклянное здание, уходящее в голубизну неба, и чтобы увидеть верхушку, нужно высоко задрать голову.

Но Глеб моргнул. Не сам, что-то толкнуло в плечо.

– Просыпайся, друг, уже шесть часов. С минуты на минуту начнется поверка. – Лицо сокамерника своей бледностью выделялось на фоне серых стен. Луч солнца мечом разрезал камеру.

– Я не спал, – пробурчал Глеб, с разочарованием плюхнувшись назад. Мысли о свободе хороши, но они поднимают в нем злость. Жизнь за стенами кипит без его участия, и никому нет дела, что он гниет в Штрафном Изоляторе. Люди занимаются делами, кто-то встал пораньше, чтобы выгулять собаку или сходить в тренажерный зал, кто-то спит этим солнечным утром, а Войнов Глеб должен заниматься не пойми чем. По правилам утренней поверки заключенные должны находиться у решетчатой двери, должны быть в одних трусах, стоять плечом к плечу, просунув руки в отверстие решетки. Если тюремщик входит в камеру, то заключенные перемещаются к дальней стене, уткнувшись носом в бетон. Когда тюремщик забирает матрасы и запирает дверь, поверка заканчивается. Тогда заключенным предоставляется свобода действий, они уже могут заниматься чем угодно. Будто было бы чем.

– Зачем мы каждый раз раздеваемся? – Войнов Глеб снял рубашку, но спрыгивать босыми ногами на бетон пока не спешил. Когда услышит Повислого в коридоре, тогда слезет.

– В целях безопасности. Чтобы мы не могли спрятать какой-нибудь камешек в складках одежды. Повислый боится, что мы ему по башке треснем. – Взгляд Саши задержался на груди Глеба. – А еще он проверяет, нет ли у нас побоев.

– Которые он сам же нам оставляет. – Пошутил Глеб, но как-то самому стало паршиво от своей шутки.

В коридоре грохнула дверь, и Войнов Глеб, спустившись со второго этажа, занял исходное положение рядом с сокамерником. Ступни жгло холодом.

– Я тебя еще ни разу не спрашивал: откуда ты родом? Не из Москвы, случайно?

– Я родился в Рязани, – ответил Саша Пастухов. – Но и в Москве тоже бывал.

– Много раз?

– Много.

– Москву-Сити видел?

– Что?

– Москву-Сити, – повернулся к нему Глеб. – Небоскребы. Стеклянные высотки, как в Америке или Арабских Эмиратах, разве не знаешь?

– А-а. Ну да, видел.

Врет, понял Войнов Глеб, опять чешет. Саша неоднократно рассказывал какие-то странные, похожие на выдумку истории. Когда он описывал поездку на кабриолете, Глеб ухмылялся. Потом мелкий, щуплый сокамерник стал утверждать, что побил здорового тридцатилетнего мужика. Глеб старался пропускать вранье мимо ушей, но сейчас оно взбесило.

– Нет, ты не видел Москву-Сити!

– С чего ты это взял? – задрал нос Саша Пастухов. – Я много путешествовал. Я Эйфелеву башню в Париже видел!

– А затем сел в колонию несовершеннолетних?

– Я сел из-за избиения. Мужика до крови избил.

– Слушай, зачем ты мне заливаешь? Какие мужики, какой Париж? Какой кабрио…

Глеб не закончил вопроса, кто-то плеснул кипятком на руки. Он отпрыгнул от решетки и завыл при виде, как пальцы заливаются синевой.

– Когда проводится поверка, – гаркнул Повислый, – должны стоять с закрытой пастью. Запомнишь, или тебе повторить? – Усатый тюремщик постучал дубинкой по решетке. – Не слышу, цыганенок!

– Пошел ты на хрен, – прорычал Войнов Глеб, корчась и крутясь по полу от боли. – Я тебя еще придавлю! Тварь усатая, вот увидишь!

Но Повислый не зашел в камеру, как желал Глеб, а только заржал во всю глотку. Сука!

Пальцы сжирал огонь, сводило судорогой, словно под ногти вгоняли иглы. Глеб сдерживал вопль, но на руку не смотрел, боялся обнаружить открытый перелом.

Глава 10

В последнее время редко случались ясные ночи. Нынешний вечер была вроде исключения. Никакие облака не заграждали видимость, и небо, это грандиозное полотно, будто пылало черным пламенем. Глеб не мог ощутить температуру, но по виду на улице было холодно: звезды сияют так ярко только в мороз. Где-то высоко, в недосягаемой пустоте бродило тысяча небесных тел, которые отсюда кажутся серебряными крохами. Только из пулеметного окна можно насчитать около десятка созвездий, а сколько их там, на Южной и Северной стороне, где видимость перекрывает бетонная стена?