Дорога заложила крутую петлю среди нагромождения огромных, полусгнивших стволов. Хитро придумано, вход на базу отлично замаскирован и охраняется, пройти можно только по одной дороге, которая простреливается насквозь. Внезапно бандитов не взять, или нарвешься на пост или сунешься в бурелом, наведешь шума и переломаешь ноги.
Завал кончился, сменившись чистой, пронизанной светом березовой рощей. Ни валежин, ни пней, ни сухостоя. Похоже на парк. От дороги побежали тоненькие, затейливо завитые тропки. По таким пойдешь и голова закружится. Где-то совсем рядом протяжно и тоскливо замычала корова. Ей вторили другие, по лесу понеслась короткая перекличка. Рудольф обескураженно закрутил головой. Откуда посреди леса коровы?
Первый дом он увидел совершенно внезапно. Рубленный из потемневших бревен, с небольшими окошками, тяжелыми ставнями, резными наличниками, высоким крыльцом и аккуратным полисадничком. На кольях, вместо черепов, глинянные горшки. Просто дом посреди леса, ничего необычного. Сзади огорожен большой кусок земли, изгородь уходила в заросли, внутри гуляла скотина: пара коров, козы, множество кур. Перед дверью встала незамеченная прежде собака, мохнатая, с острой, умной мордой и чуткими ушами торчком. Лаять не стала, только настороженно смотрела, наклоня лобастую голову в бок. Дескать попробуй, подойди.
На окошках белые занавески, цветы в горшках. Особенно впечатлила крыша, высокая, двускатная, крытая дерном. На коньке успела вырасти маленькая березка. Даже кирпичная труба выкрашена зеленым. Отличная маскировка надо признать, с воздуха ничего не поймешь, лес и лес. Печи скорее всего тоже по хитрому сложены, что бы без дыма…
Дома стали встречаться чаще и чаще, похожие друг на друга как две капли воды. По телику пару раз показывали фильмы о жизни унтерменшей, но там были стандартные деревеньки: улица, по краям избы, грязные дороги, валяющиеся свиньи, вечно голодные дети. Здесь все иначе. Дома хаотично разбросаны в лесу и соединиены изогнутыми тропами. Если специально не приглядываться и не увидишь.
Появились первые местные. Рудольф совсем разачаровался. Детвора в простых штанах и рубахах, женщины в длинных платьях и передниках, старики с окладистыми, длинными бородами, сморщенные старухи. Слабо похожи на террористов, кровожадности не хватает. Все радостные, приветствовали убийц, махали руками, что-то спрашивали на перебой. Бандиты отвечали, улыбались, устало кивали. Штольке поежился, чувствуя на себе десятки изучающих взглядов. Дети увязались следом. Мелкие засранцы во всем подражали взрослым, у каждого в руках по деревянной, искусно выструганной винтовке. Стрелок подмигнул им и Руди оказался взят под охрану. Сорванец с копной соломенных, выгоревших на солнце волос и конопатым носом, больно ткнул пленного стволом в бок и скомандовал:
–Poshel, bistro, bistro!
Остальные загалдели, заорали, беря пленного в полукольцо. Террористы только смеялись. Тихон довольно заухал. Даже Зульфат чуть улыбнулся. Рудольф втянул голову в плечи. Звереныши, личинки бандитов. А с другой стороны их нужно жалеть. Что видят эти дети вырастая в лесу? У них нет ничего, ни воспитания, ни образования, идеальная среда для зомбирования, думать совсем не умеют. Даже не знают о существовании совсем другой жизни, с большими городами, быстрыми машинами, медициной, университетами, телевиденьем, атракционами и сотней видов мороженного. Где человеку не нужно каждый день бороться за выживание.
Меж тем поселение не такое и маленькое. Народ бросал все дела. Подбежала женщина лет пятидесяти, босая, простоволосая, еще не растерявшая былой красоты и бросилась Мише на шею. Бандит смутился и прижал женщину к себе. Заговорил горячо, быстро. Рудольф понял одно стово: «mama». Оказывается у терров тоже матери есть, думал их медведицы в берлогах рожают.
Самое странное, Штольке не заметил агрессии. Любопытство да, но не более. Старики перешептывались глядя на пленного, бабки мелко крестились. На этом все. Встречу представлял совершенно иначе. В душу закралось сомнение. Знают ли эти люди чем занимаются те, кого они так встречают? Знает ли Мишина мать как два дня назад ее сын убивал таких же мальчишек, добивал раненых, сдирал с них одежду и обувь? Кто для них бандиты: герои, убийцы, жертвы?
Празднично настроенная толпа подвалила к одному из домов. На лавочке у крыльца курил дед с морщинистым, потемневшим, выдубленным ветром и морозом лицом. Огромный, широкий в кости, сильный несмотря на груз прожитых лет, заросший густой, белоснежно седой бородой. Одет очень тепло, на ногах странные сапоги с круглыми носами, на голове меховая шапка. Старик неспешно и величаво поднялся, и выпустил клубы синего дыма. Чинно поздоровался. Голос у старика глубокий, басовитый, неспешный. Поговорил со Стрелком и Зульфатом, потрепал Мишку за волосы, похвалил Тихона, немой доволен как кот обожравшийся сметаной. Бандиты сбросили тяжеленные вьюки с добычей. Стрелок кивнул Руди и тот, с удовольствием, освободился от осточертевшей ноши. В натруженной пояснице сладостно щелкнуло. Появились молодые, крепкие парни и утащили имущество в дом. Старик пристально посмотрел на Рудольфа. Из под кустистых бровей уставились зеленые, рысьи глаза. Взгляд человека привыкшего принимать решения и приказывать, посылать на смерть, убивать и готового умереть самому.