Ненависть
Я пуста, я абсолютно пуста. Как хрупкий стеклянный сосуд с трещинами, из которых сочится влага, вылитая из роскошного кувшина. Роскошный кувшин – это наша жизнь, наверное? Мне трудно ответить на этот вопрос. Но, кажется, ответ для меня очевиден. Я как голодная собака, стоящая по ту сторону ресторана, из окна которого льется поток света. За столом – упитанный, жирный мужчина в компании с новой любовницей, уплетающие фуа гра и запивающие это дерьмо дорогим вином. А я смотрю на них голодными глазами, скуля все протяжнее и протяжнее, пока мой жалкий писк не перерастает в сдавленный хрип ненависти. Понимание, что я – это всего лишь дворняга, приходит ко мне болезненным удивлением, которое крепко бьет под дых. Дворняга, которая забилась по ту сторону жизни, без шансов попасть в ресторан и не быть съеденной. Дворняга.
Моя жизнь давно не имеет никакого смысла. Утро – подъем, наскоро приготовленный завтрак, затем работа – бессмысленный стук клавиш, отчеты, много отчетов… вечер – пустая квартира, кошка, увядающий цветок на подоконнике. И холодная, всепоглощающая тишина, грозящая быстро перерасти в тишину вечную. Успею ли я сделать что-нибудь, до того как отправлюсь туда, где это уже не имеет значение? Никакого значения…
6.30. Я бессмысленно пялюсь на свой будильник, который только что вырвал меня из мира грез. Медленно встаю с кровати, ступив босыми ногами на холодный пол. Иду в ванную, на ходу прокручивая в голове события сегодняшнего дня. Сначала завтрак, потом клавиши, офисные сплети, а потом… Какая-то мысль стучит в голове, норовя пробить череп острым молотком.
Сегодня что-то изменится.
Я становлюсь напротив зеркала. Мое лицо, перекошенное ненавистью и злобой ко всему живому, кажется мне до боли знакомым и в то же время совершенно чужим.
Если поддаться ненависти, то она будет управлять твоими руками, чтобы разрушить жизнь. Ненависть – это и есть дьявол, - любила повторять моя бабушка.
Я тяжело дышу, словно раненый зверь, загнанный в ловушку. Ненависть… За последнее время это чувство стало мне практически родным, вынянченным, словно собственный ребенок. Если бы только я могла что-то изменить. Выплеснуть эту злобу, утопить в ней окружающих, смотреть, как они тонут в этой грязной луже, беспомощно раскрывая рты, как пойманные рыбы.
На мгновенье мне кажется, что я теряю сознание. Наверное, так и было. Комната замерцала, а затем медленно исчезла в давящей темноте. И я остаюсь одна, стоять на невидимом полу, сотканном из пустоты ночного неба.
Когда я прихожу в себя, часы показывают 7.30. Черт, уже опаздываю на работу. Пытаюсь сделать шаг, но останавливаюсь, пораженная мучительной болью в спине. Спина горит так, словно кто-то несколько раз с силой полоснул по ней лезвием бритвы. Машинально касаюсь спины и отдергиваю руку. Откуда на ней эти глубокие порезы?
Я смотрю в зеркало и не верю своим глазам: за спиной, сплетенные в знаке бесконечности, видны две полупрозрачные руки. Пугающе-прекрасные и отталкивающие одновременно, они слабо мерцают под тусклой лампой. Я как завороженная смотрю на эти длинные пальцы, острые ногти, изящные кисти рук. Это – руки моей ненависти. Сила потухшего сознания. Мое оружие и моя слабость.
Всматриваюсь в свое отражение. По губам блуждает слабая, немного испуганная улыбка.
- Пора, - слышу я тихий шепот в голове, напоминающий шелест мертвой травы. – Пришло время…
Быстро одевшись, выхожу на улицу. Новые руки за спиной практически не чувствуются, словно они сотканы из воздуха. Добираюсь до офиса в рекордно короткое время, всего за двадцать минут.
Возле кулера меня уже встречает коллега – лицемерная девица с безвкусным макияжем, верный сторожевой пес нашего начальства. Я не удостаиваю ее взглядом и иду в свой кабинет.
- Ты сегодня поздно, - насмешливо бросает она мне вслед.
Слышу за спиной сдавленный хрип: мои новые руки легко проходят сквозь ее тело, разрезая девушку пополам, словно лист бумаги. Из кабинетов выглядывают несколько любопытных. Протяжный крик – перерастающий в сдавленный плач – и каждого из них постигает та же участь.
- Что здесь происходит?
Голос принадлежит нашей секретарше, гламурной любительнице сплетен и язвительных шуточек о внешности коллег. Она сжимает рот рукой, но тщетно: ее буквально выворачивает наизнанку, и прекрасный дорогой линолеум в коридоре покрывается темно-желтыми пятнами. Взмах руки – и голова девушки ловко отделяется от тела и оказывается на моей ладони. Несколько раз она даже моргает. Я долго смотрю в ее остекленевшие глаза, а затем отбрасываю в сторону, и голова катится в дальний угол, оставляя за собой кроваво-красный след. Теперь в коридоре все наши сотрудники. Крича и отталкивая друг друга, пиная ногами мертвых коллег, они пытаются спастись, воспользовавшись запасным выходом. Но я не даю им этого сделать.