— Отлично, — бормочу я. — Пожалуйста, Боже, скажи мне, что у меня нет перелома.
Если лодыжка действительно сломана, значит, какое-то время мне нельзя будет бегать, что еще больше усугубит мои обстоятельства.
Я снова пытаюсь подняться, но каждый раз это причиняет адскую боль. Не помогает и то, что у меня достаточно низкий болевой порог. Я тянусь за телефоном, чтобы позвать на помощь, но вспоминаю, что он остался в гостинице. Из-за низкого уровня аккумулятора пришлось оставить его заряжаться .
Блядь.
Я начинаю накручивать себя, пытаясь встать и допрыгать на одной ноге обратно к парковке. И понятия не имею, что должна делать дальше. После пробежки обычно я возвращаюсь обратно в город. Возможно, на парковке я смогу повстречать человека, который проявит ко мне милосердие.
Пока я нахожусь в состоянии борьбы, слышу какой-то шорох, доносящийся откуда-то рядом со мной.
Отлично. Я буду съедена местной дикой природой.
Я выглядываю из кустов, чтобы увидеть, кто ко мне приближается, но, к моему большому удивлению, это не животное. А Джек Барнетт.
Сначала он пробегает мимо, не заметив, что я лежу на земле. Когда до него наконец доходит, он останавливается и разворачивается обратно.
— Лиз? — спрашивает он, приближаясь. — Почему ты лежишь на земле?
— Упала и, кажется, не могу подняться. Кто-нибудь, подайте мне монитор жизнеобеспечения.
— Не можешь встать?
— Когда я пытаюсь, чувствую ужасную боль в лодыжке.
— Это нехорошо.
— Спасибо, капитан Очевидность.
Когда я осознаю, насколько язвительно это прозвучало, то добавляю: — Извини. Я капризная.
— Ты всегда капризная, — бормочет он, опускаясь на колени рядом со мной. — Обними меня за шею.
— Извини?
— Мне нужно, чтобы ты обняла меня за шею, чтобы я мог поднять тебя и отнести к своему грузовику.
— О, ты не обязан этого делать.
— Собираешься остаться здесь на весь день или позвонить кому-то еще?
— Я оставила свой телефон в гостинице, — бормочу я себе под нос.
— Итак, спрошу еще раз — ты собираешься остаться здесь на весь день?
Я неохотно обнимаю его за шею, чтобы он мог поднять меня. Одна его большая рука придерживает мою спину, а другая подхватывает мои ноги. Думаю, ему непросто меня удержать, но он ведет себя так, словно я вешу как перышко. Полагаю, от его больших рук все-таки может быть польза.
Представляю реакцию Ронни, когда расскажу ей об этом. Она отпустит какой-нибудь комментарий с сексуальным подтекстом о том, что он мог бы отнести меня в постель в этой же позе. На моих губах появляется легкая усмешка, и Джек замечает ее.
— Чему ты ухмыляешься?
— Ничему. Просто размышляю над тем, что сказала бы моя сестра.
— Не хочешь поделиться?
— Нет. Это уместно лишь между нами.
По выражению его зеленых глаз стало заметно, что он уже понял, в чем заключается шутка, но не стал настаивать. Пока он идет обратно к парковке, я не могу не заметить, как приятно от него пахнет. Это смесь чистого белья и мыла, которым он пользуется. Я понятия не имею, как это описать. Кедр в сочетании с цитрусовыми? Не знаю. У мужчин странные запахи.
Думаю, Джек никогда не даст мне дослушать аромат до конца. Я никогда не была девицей в беде, которой требовалась помощь мужчины, не говоря уже о парне, с которым мы сталкивались с тех пор, как я вернулась обратно в город.
Я ненавижу, что ему приходится возиться со мной.
Нам не требуется много времени, чтобы добраться до его грузовика, и он подходит, чтобы усадить меня на пассажирское сиденье. Я сажусь боком, мои ноги свисают около дверцы.
— Дай-ка я посмотрю, — предлагает он, осторожно взяв мою ногу. — Ты можешь ею пошевелить?
Я начинаю медленно вращать лодыжкой, описывая небольшие круги. Она все еще болит, но уже не так сильно, как когда я впервые попыталась подняться. Одной рукой Джек держит меня за ступню, а другой слегка разминает лодыжку.
— Ты в порядке? — спрашивает он. — Скажи, если хочешь, чтобы я остановился.
— Все в порядке, — отвечаю я, пытаясь справиться с болью.
Он продолжает разминку, и, как ни странно, мне становится немного легче.
— Не думаю, что она сломана, — говорит он. — Возможно, это лишь вывих. Но, вероятно, в ближайшие несколько дней нога будет сильно болеть. Я бы постарался не перегружать ее, насколько будет возможно.
— Не знаю, получится ли. Я работаю в гостинице, и мне еще многое предстоит сделать.
— Справедливо. Но если ты собираешься передвигаться, то позволь мне перевязать ее.
Он обходит грузовик и открывает большую закрепленную металлическую коробку. Он роется в ней с минуту, прежде чем вернуться с длинным льняным бинтом.
— Откуда это взялось? В юности ты был бойскаутом, или что-то в этом роде?
Он улыбается.
— Вовсе нет. Просто у меня было немало травм. Некоторые из которых посерьезнее, чем вывих лодыжки. Поэтому предпочитаю иметь под рукой все необходимое на всякий случай.
— Неужели работа механика действительно так опасна?
Он усмехается.
— Что-то вроде того.
Он снимает с меня ботинок, чтобы было удобнее заняться лодыжкой. В процессе он говорит: — Мне жаль, что меня здесь не было.
— Что?
— Я опоздал. А ты упала и ушиблась.
— Да, Джек. Это твоя вина, что я неуклюжая, — шучу я. — Тебе не нужно расстраиваться. Я уже большая девочка.
Когда он смотрит на меня снизу вверх, клянусь, мне кажется, что я наконец-то могу что-то разглядеть за его грубоватой внешностью.
Возможно, он не такой уж и мудак.
Этот факт должен быть очевиден по тому, как он отнес меня к своему грузовику и помог с перевязкой. Учитывая то, как мы к этому шли, я бы не стала винить его, если бы он бросил меня на тропе. Я, например, могла бы его продинамить.
Проявляя любопытство, я спрашиваю: — Итак, где ты был? Аварийная ситуация с эвакуатором?
— Э-э, нет. Вообще-то, я завтракал с пятилетним ребенком.
— Еще раз?
— Знаешь Яну, владелицу пекарни?
Я киваю.
— У нее есть внучка, которая прониклась ко мне симпатией. Сегодня утром ее школа организовала завтрак, и Яна не смогла пойти, поэтому попросила меня ее подменить.
Это, наверное, самое милое, что я когда-либо слышала.
Но я не осмеливаюсь этого произнести. Как бы мило это ни звучало, я ни за что не позволю себе испытывать какие-либо чувства к этому мужчине. Мы с ним полные противоположности, и, насколько я понимаю, вся эта теория о том, что противоположности притягиваются — полная чушь. Все, что мы можем делать, так это грызться как кошка с собакой.
Когда он заканчивает перевязывать мою лодыжку, то говорит: — Усаживайся. Я подвезу тебя до гостиницы.
— Ты не обязан этого делать.
— Собираешься пойти пешком?
— Поняла, — говорю я, разворачиваясь на сиденье.