Пятницкий останавливается у засыпанной снегом песочницы, внимательно смотрит на Апполинария.
— Очень хорошо, что мы с вами встретились именно сейчас, Апполинарий … кстати, как вас по батюшке? — спрашивает капитан.
— Как и вас. Можно подумать, вы этого не знали, — буркнул Колышев.
— Конечно, знал, — вздохнул капитан. — Просто тяну время. Когда случается такое … Будьте мужчиной, Колышев. Вашу маму убили.
Апполинарий никак не среагировал. Он даже не смотрел на Пятницкого. «Какого черта тут «скорая»? И полиция приехала? Вроде в нашем подъезде буйных алкашей нет … маму убили … Что»?
— Что? Вы сказали, что? — словно сомнамбула переспрашивает Колышев.
— Когда вас не было дома, в квартиру проникли грабители. Примерно два с половиной часа назад. Ваша мама попыталась оказать сопротивление. Шум услышали соседи этажом ниже, сообщили в полицию. Наряд прибыл через несколько минут, вошел в квартиру — дверь нараспашку. Мама была мертва. Ее ударили ножом в сердце …
Капитан продолжает говорить, но голос начинает странным образом пропадать. Вдруг наступает тишина, словно внезапно оказался на огромной глубине. Все тело как одеревенело. Апполинарий боится пошевелиться, ему кажется, что одно только неосторожное движение и весь рассыплется. Едва разжимая губы, тихо спрашивает:
— Какие грабители, у нас дома нет драгоценностей. Живем от получки до получки. Разве таких грабят?
— Не беспокойтесь, пропажу обнаружат … черт, что я несу! Апполинарий, вам надо подняться в квартиру. Постарайтесь собраться, надо ответить на несколько вопросов. Это очень важно.
Апполинарий молча поворачивается, будто оловянный солдатик, быстрыми шагами идет к подъезду. Толпа соседей и просто любопытных расступается. В подъезде были еще какие-то люди, он никого не замечает. Сержант поднимает руку, хочет остановить, но Пятницкий делает знак и Апполинарий беспрепятственно входит в квартиру. Неприятно режет глаз большое количество посторонних людей, которые бесцеремонно ходят по комнатам, все осматривают, чем-то мажут мебель и приклеивают полоски прозрачной пленки. Раздражают частые вспышки фотоаппаратов.
— Где она? — спрашивает Колышев.
— Увезли на экспертизу, — отвечает Пятницкий. — Необходимо поговорить со следователем.
Дальнейшие события плохо отложились в памяти. Колышеву задавали вопросы, он монотонно отвечал. Потом подписывал какие-то бумаги, опять отвечал на вопросы. Иногда голоса людей начинали стихать, пропадать куда-то. Тогда появлялся белый халат, во рту появлялась пластмассовая трубочка, глотку заливала холодная вода с резким запахом и голоса становились громче. Затем Апполинарий долго ехал на другой конец города на опознание. Наконец, все закончилось и он оказался в своей квартире. Дверь захлопнулась, сухо щелкнул замок. Колышев походил по квартире, смутно удивляясь беспорядку, потом лег на диван. В обуви и зимней куртке. Несколько часов лежал в полусне. Иногда перед глазами проплывали картинки далекого детства, когда мама была молодой и бабушка жива. Белый потолок комнаты приближался странным образом, затем удалялся и становился маленькой белой точкой в невообразимой вышине.
Что-то обрывается внутри, какая-то нить, соединяющая нас с прошлым, когда уходит мама. Она тот человек, который подарил нам жизнь, рискуя своей. Мы росли рядом с ней, взрослели, а она старела. И вот ее нет. Все, прошлое ушло навсегда. Впереди только будущее. И некому присесть рядышком и сказать — а помнишь? А еще ты вдруг понимаешь, что жить осталось совсем немного, каких-то двадцать лет. Ну, может чуть больше. Мама не могла дать тебе здоровья больше, чем было у нее самой. Сонная одурь исчезает. Колышев встает. Он выходит из квартиры, тщательно запирает дверь, хотя в этом нет нужды — замок плохонький, воры легко открыли его простой отмычкой. А можно было выбить дверь — она деревянная. Спускается вниз. Улица встречает легким морозом и снежинками. Апполинарий идет прямо через двор. На другой стороне темнеют великанскими кирпичами вагончики строителей. Несмотря на клятвенные заверения градоначальника, застройка всего и вся продолжается. И когда уже нажрется взятками чиновничья свора? Он не заметил, как от забора отделились тени. Послышался скрип снега, а потом ослепляющий удар в лицо опрокидывает навзничь. Удары ногами обрушиваются, словно камнепад. Апполинарий не сопротивляется. Ему все равно, что происходит с ним, что происходит в этом мире. Меня бьют? Разве это боль? Когда он очнулся, в воздухе все также кружились снежинки, падали на лицо, но не таяли. Апполинарий смутно удивился, потом мысленно махнул рукой — ну и не надо, подумаешь! Опять заскрипел снег под ногами. «Добивать пришли»? — вяло подумал он. Скрип прекратился. Грубая рука хватает за воротник и черное небо над головой медленно плывет, потом вовсе пропадает. Наступает непроглядная тьма. Очнулся в каком-то подвале. Во всяком случае, окон Апполинарий не заметил. Он лежит на топчане, вокруг высятся непонятные металлические конструкции, пахнет потом и железом, как в кузнице. Лицо и руки измазаны липкой гадостью. Воняет как-то странно. Очиститься нет сил. Острая боль давит при каждом движении. После недолгого колебания Апполинарий оставляет попытки разобраться, где он и что с ним, глаза закрываются.