— Почему же не пресекаете эту … э-э … преступную деятельность?
— Потому что на сегодняшний день наибольшее количество преступлений совершают именно выходцы с Кавказа и жители южных республик. После каждого резонансного убийства нацмена происходит отток эмигрантов на какое-то время и уровень преступности снижается. Ведь от полиции требуется это, верно? Именно поэтому скинхедов редко привлекают к уголовной ответственности — ну, разве что в исключительных случаях! — а судьи так неохотно квалифицируют преступления на национальной почве. Скинхедов можно прихлопнуть в любой момент, но … для чего щука в озере? Что б карась не дремал!
— Понятно. А как вы определили, что это именно … ну, мои знакомые на машинах были?
— В том районе живут не простые свинопасы. На каждом доме видеокамеры, тревожная сигнализация. Определить личность человека, даже если он в маске, гораздо проще, чем принято думать — жестикуляция, наклон головы, форма черепа и так далее. Так что персоналии установили быстро, в тот же день.
Апполинарий опустил голову, горестно вздохнул и развел руки. Холодный ветер подул сильнее, голые ветви кустов сухо перестукиваются между собой, в вышине колышутся макушки деревьев — в темном парке неуютно и мрачно, словно на заброшенном кладбище. Уличные фонари вдалеке только подчеркивают «готичность» картинки, усиливая чувство одиночества и страха. Именно в эту минуту Апполинарий вдруг осознал, что его жизнь отныне ему не принадлежит. Ну допустим, откажется … и что? Он лично, конечно, не убивал, но его соучастие в подготовке легко доказать, а это уже статья с громадным сроком. Кроме того, можно привлечь за недоносительство — и такая статья в Уголовном кодексе существует. В общем, куда ни кинь, всюду клин. А уж его друзьям и вовсе … «пипец»! В голове пустота, мысли разлетелись, словно осколки взорвавшейся гранаты, в ушах мерзкий перезвон невидимых колокольчиков, тело потеряло чувствительность и словно одеревенело. Странная пустота вокруг и давит чувство страшной потери, словно тебе вот-вот предстоит умереть и ты уже никогда не вернешься в этот привычный и такой родной мир. А там, за невидимым порогом, нечто огромное, неведомое и тревожное!
— Отступать поздно… — тихо бормочет под нос Апполинарий. И уже громче произносит: — Ладно, я согласен. Но — извините, конечно! — вы всего лишь капитан, Валерий Павлович и, вероятно, не уполномочены … э-э … ну, вы делаете предложение от имени руководства?
— Разумеется, — усмехнулся Пятницкий. — Но контактировать вы будете только со мной. О вас знает очень ограниченный круг лиц. Если точно — только двое: я и один человек на самом верху.
— Понятно, — кивнул Апполинарий.
Потоптался на снегу, похлопал руками по бокам, взглянул в темное небо, словно там должны быть инструкции, что делать дальше.
— Ну и что? — глупо спросил Апполинарий.
— Да ничего, господин Колышев! — рассмеялся Пятницкий. — Идите домой, отдохните как следует, завтра с утра отправляйтесь в институт. Все как обычно! Если появится необходимость встретиться, я вам позвоню. Живите обычной жизнью, Апполинарий Павлович — регулярно «качайтесь» — это полезно для здоровья, читайте лекции друзьям о национальном вопросе в России — это расширяет кругозор, обзаведитесь подругой — гормональный статус надо держать в норме. Но! Проявляйте максимальную сдержанность и осторожность во всем. И ничего никому не рассказывайте о нашем разговоре. Вот так, — широко улыбнулся капитан. — Да, чуть не забыл! — спохватился он. — Тот случай … ну, когда вас избили возле дома. Это гастарбайтеры со стройки в вашем дворе. Обкурились травки. Или наоборот, не докурили — черт их разберет! Одним словом, это они. Но прямых доказательств нет, есть только косвенные, которые суду не предъявишь. На ваше усмотрение, — пожал плечами капитан.
Придя домой Апполинарий буквально рухнул в кресло, не разуваясь и не сбросив куртки. Взгляд бездумно скользит по знакомой обстановке квартиры, ни на мгновение не останавливаясь ни на чем. Все тоже самое, лежит на привычных местах … и все-таки чужое! Что-то изменилось вокруг! Или это он стал другим? Пальцы касаются холодного кусочка пластмассы, щелкает кнопка, включается торшер. Мягкий свет уютно освещает комнату до половины. Напротив, в полумраке, висит картина. Та самая, написанная неизвестным уличным художником, на которой римский всадник замер на линии морского прибоя. По колени в воде стоит конь, ветер разметал рыжую гриву, на губах застыла пена. Море остановило бешеный галоп коня, но зверь никак не успокоится, мысленно летит навстречу штормовым волнам. Всадник в позолоченном шлеме всматривается вдаль, плюмаж из белых перьев клонится порывами ветра, красный плащ стелется над землей. Кованный металлический панцирь тускло блестит золотой и серебряной насечкой, треугольный конный щит закрывает лошадиный бок. Римский меч, длинный, с округлым навершием на рукояти, плотно сидит в ножнах. Художник тщательно выписал детали, видны даже черты лица. Воин смотрит в бушующий горизонт будто с сожалением — море остановило бег боевого коня. Жаль, что вода расступается под копытами. А так хочется узнать, что там, за горизонтом! Рука сама тянется к полке, пальцы касаются прохладной обложки. Тяжелое и твердое, словно кусок гранита, жизнеописание Сципиона Африканского наваливается на ладонь и Апполинарию приходится напрягать все силы, чтобы не уронить книгу. Шелестят страницы, закладка из полоски цветной бумаги падает на пол от неловкого движения. Апполинарий привычно водружает на нос пенсне, но спохватывается — он не в аудитории, понты ни к чему! — надевает очки …