Апполинарий встал. Взгляд упал на журнальный столик. Забытый кофе в чашке с золотой каймой уже остыл, но не пропадать же добру? Апполинарий залпом, словно водку, выпивает горькую жижу, лицо кривится, в глазах появляется отвращение. Какая гадость это ваше растворимое кофе!
— Итак, справедливо ли это? — произносит Апполинарий вслух.
И разочарованно отвечает сам себе:
— Увы, да! Русские захлебываются водкой, а таджики капли в рот не берут. Конечно, они любители анаши и заядлые курильщики слабенькой «травки», но масштабы распространения алкоголизма среди руссишь швайне несопоставимы с увлечением азиатов слабой растительной наркотой. Они же все верующие фанатики, а ислам запрещает дурманить себя!
За окном раздался мощный хлопок, ночное небо озарили вспышки салюта, грохот петард слился в непрерывную пулеметную очередь. Послышались крики «ура», радостные восклицания и пьяный хохот.
— Празднуют, православные! — прошептал Апполинарий, подойдя к окну. — Нам вера в Христа пить не запрещает. Или так проявляется постулат о свободе воли?
Охранника нейтрализовали просто — отключили счетчик, расположенный на столбе возле дома. Энергопоставляющая компания развесила новые счетчики снаружи, дабы «умные» жильцы не мухлевали с левой проводкой и вообще так легче снимать показания. Взвыл дизельгенератор, свет мигнул и засиял, как ни в чем ни бывало. Хлопнула дверь, охранник лениво выбрался на свет Божий. Помятое лицо перекошено зевотой, ширинка распахнута, на брючном ремне болтается резиновая палка, гирлянда наручников трясется на заднице. Улица достаточно освещена, но сразу за калиткой образуется эдакое мертвое пространство — двухметровый черный прямоугольник, в котором ни черта не видно на расстоянии вытянутой руки. Охранник успевает сделать только один шаг, как что-то плотное и непроницаемое обхватывает голову. Шею сдавливает мертвой хваткой, свет меркнет в глазах, вместо воздуха в распахнутый рот лезет вонючая пленка. Мужчина рефлекторно хватается за лицо, но тяжелый удар по макушке вышибает сознание.
— Один готов! — раздается в ночной тиши тихий голос.
— Лады. Заткни пасть и сунь куда нибудь подальше!
Несколько черных фигур пробираются к дому. Одна замирает у дверей, остальные идут вдоль стены. С тыльной стороны дом ярко освещен — разноцветные гирлянды украшают колонны и перила широкой лестницы. Даже длинный стол для фуршета под террасой украшен цветными огоньками — светодиодные лампочки вспыхивают по всей поверхности столешницы. Гостиную на первом этаже от улицы отделяет стеклянная стена. Хорошо видно, как по залу, отделанному мрамором и малахитом, медленно плывут женские фигуры в вечерних платьях, сверкают драгоценности и украшения. Мужчины в смокингах расположились полукругом возле громадного камина. Слышна музыка, но какая именно, не разобрать — многослойное стекло надежно изолирует зал от холода улицы.
— Машка, как жизнь?
— Никак! Иди ты со своими вопросами!
— Ладно тебе, Кир. Это же кровососы, паразиты!
— Да знаю, Колун. Я так просто.
Внезапно шелковая штора справа распахивается, за стеклом возникает крупная женщина в пышном красном платье. На голове копна иссиня черных волос, мочки ушей оттягивают бриллианты размером с перепелиное яйцо. Золотое ожерелье лежит на арбузных грудях, словно собачий ошейник с полусотней медалей. Лицо накрашено грубо, ярко, выделяются красные губищи и густо намазанные черные глаза.
— Мать твою! Эльвира — повелительница тьмы в старости! — удивленно шепчет Апполинарий.
— Что за Эльвира такая? Откуда ты знаешь эту манду? — подозрительно шипит Маша.
— Я ее не знаю, Маш. Эльвира — это персонаж фильма … старого, еще прошлого века, актриса Кассандра Петерсон… — начал было оправдываться Апполинарий, но злой голос Кира бесцеремонно обрывает: