— Вероятно, да, — вздохнул Кампманн.
— И хотя она попыталась вас шантажировать, вы собирались оставить вашу семью и уехать с Изабель в Ирландию?
— Это моя жена себе насочиняла, — покачал головой Кампманн. — Я сказал ей, что потерял на спекуляциях деньги, которые заработал на сделках для Ягоды. Я не хотел, чтобы она их просто бессмысленно разбазарила. Тогда моя жена разузнала, что я решил купить дом в Ирландии. Это вообще не имело никакого отношения к Изабель, но Сюзанна пригрозила, что расскажет Марианне Ягоде о моих сделках, если я немедленно не позабочусь о том, чтобы Изабель навсегда исчезла из конюшни и из нашей жизни.
— И что вы сделали?
Кампманн пожал нетравмированным плечом.
— Ничего. Я подумал, что Сюзанна вновь успокоится, если Изабель окажется в Аргентине.
— Так вы знали об этом?
— Да, — подтвердил Кампманн. — Изабель сказала мне, что замужество с сыном Дёринга — это шанс в ее жизни. Он очень богат и сможет дать ей все, о чем она только мечтала. Она даже предложила мне поехать вместе с ней в Аргентину. В таком огромном имении для меня точно нашлась бы какая-нибудь работа.
— И для вас вообще ничего не значил тот факт, что Изабель хотела выйти замуж за другого человека? — спросил Боденштайн. — У меня создалось впечатление, что она имела для вас существенное значение.
Кампманн поднял глаза и пристально посмотрел на Боденштайна. Его глаза налились кровью и сильно блестели.
— Я ее любил, — ответил он. — Она мне во многом помогла и, в отличие от других, никогда не давила на меня. Я с удовольствием проводил с ней время, но не более того. Как женщина, она требовала слишком большого напряжения.
— Зачем вы в субботу еще раз приезжали к ней? — поинтересовался Боденштайн.
— Я отдал ей деньги, которые был ей должен, — прошептал Кампманн, — и хотел убедить ее не ехать в Аргентину, так как опасался, что там ее убьют.
— Почему?
— У нее были эти фотографии, которыми она собиралась шантажировать Марианну Ягоду. Я умолял ее этого не делать, но она была твердо убеждена в том, что Ягода даст ей за эти фотографии двести пятьдесят тысяч евро, а потом намеревалась оставить ее в покое.
— Изабель шантажировала Марианну Ягода? — спросил Боденштайн.
— Да, — кивнул Кампманн. — Каким-то образом она выяснила, что родители Марианны погибли в результате не несчастного случая, а поджога. Она завладела фотографиями, с помощью которых якобы могла это доказать, и отправилась к Ягоде. Та пообещала ей денег. Но я был совершенно уверен, что в действительности она и не собиралась давать Изабель деньги.
Боденштайн и Пия обменялись взглядами. Если это было правдой, лгала Марианна.
— Что в действительности произошло двадцать седьмого августа? — спросил Боденштайн.
Инструктор на мгновение закрыл глаза, затем снова открыл их и начал говорить.
— Когда я в обед приехал домой, — сказал он сдавленным голосом, — моя жена набросилась на меня, как фурия. Она знала, что я был у Изабель, и обругала меня, затем, взбешенная, уехала. Вечером в конюшню приехала Изабель. Она хотела поговорить со своим мужем, но тот не обращал на нее никакого внимания. Тогда она попыталась найти Дёринга. Я сказал ей, что у меня нехорошие предчувствия и она ни в коем случае не должна встречаться с Марианной. Но она возразила, заявив, что, прежде чем улететь на следующее утро в Буэнос-Айрес, должна получить еще обещанные деньги. Тогда я решил поехать за ней следом, так как по-настоящему за нее боялся. Марианна Ягода — не та женщина, которая позволит себя шантажировать.
Кампманн сделал паузу. Ему потребовалось некоторое время, прежде чем он продолжил свой рассказ.
— Итак, я поехал в Руппертсхайн и поднялся в квартиру Изабель. Она накричала на меня, сказала, что ей нужны деньги, а я ей все испорчу. — Мужчина опять вздохнул. — Неожиданно в квартире появились Кароль и Ягода. Тогда мне стало ясно, что я оказался прав, высказывая свои опасения.
Голос инструктора затих, он боролся со слезами. Его ввалившееся лицо окаменело. Впервые с тех пор, как Боденштайн узнал Кампманна, он был убежден, что тот говорит правду.
— Я испугался, — прошептал он. — Кароль набросился на Изабель. Она кричала, чтобы я ей помог, но… но я этого не сделал. Я просто стоял и смотрел, как он ее убивает. Ягода сказала, что знает все обо мне и Изабель. Если… если я буду в дальнейшем вести себя как немецкая овчарка, со мной ничего не случится.