— Что-то я согласия от тебя так и не услышал.
— Я же здесь.
— Потому что деваться тебе некуда, Пушистик. — Прикусил кожу на ее шее и лизнул, ловя языком участившийся пульс и едва уловимое содрогание и поднимая градус самоистязания.
— Выход всегда находится, если поискать достаточно тщательно и не бояться рискнуть, — огрызнулась она.
Нет, Летэ, на этот раз выхода для тебя не будет. Нащупав ее сосок, пропустил его между указательным и средним пальцем, начав легонько покручивать и натирать.
— Слова, которые ничего не значат, но вселяют в тебя иллюзию, что ты не утратила контроль над ситуацией? — нарочно сильно выдохнул во влажный участок кожи, получив новую волну дрожи, и сдержал торжествующий рык, ощутив, как вершина съежилась и затвердела моими усилиями. — Показать, насколько ты не права?
Не дожидаясь, несомненно, едкого ответа, настойчиво вложил поводья в здоровую руку Зрящей и бесцеремонно сунул правую ладонь в ее штаны, обхватив лобок. Зараза, какая же она горячая, ладная, охрененная на ощупь, вся под меня слепленная повсюду. Секунду ждал взрыва ее злости, попытки ударить меня в лицо затылком — чего угодно, но Летэ решила изображать из себя ледяную истуканшу. Ничего, кроме едва заметного подрагивания ноздрей, не выдавало того, что она и вовсе замечает мои посягательства. Пусть так, недолго тебе корчить из себя невозмутимость.
Прищемил опять то местечко на шее, огладив между зубами языком, стал все настойчивее тискать ее грудь, одновременно перебирая внизу пальцами, еле-еле пока, будто искал идеальное звучание у флейты. Летэ держалась стойко, глядя лишь вперед и не позволяя себе ни малейшего изменения в выражении лица, за которым я алчно наблюдал. Но мой слух, невзирая на оглушительное гудение крови в обоих ошалевших головах, засек ее очевидно зачастивший пульс, да и аромата возбуждения неплотной ткани было долго не удержать, и вскоре он защекотал мое обоняние, заводя до черных мошек перед глазами, до адской боли в паху.
Превратил укус на шее в полноценный затяжной поцелуй, что обязательно оставит всем видимый след. Захватил и одарил грубоватой лаской вторую аппетитную округлость, проскользнул пальцем между покорно увлажнившимися складками лона и почти толкнулся внутрь, но, стиснув зубы, запретил себе. Если сейчас войду в нее хоть так, то остановить это безумие смогу, только когда весь искончаюсь, не раз и не два, а досуха себя исчерпаю, и даром это Летэ в ее нынешнем состоянии не пройдет. А при всей моей годами копившейся на нее ярости не пытать, убить и не усугубить даже ее повреждения хочу. Мне нужно, чтобы визжала и извивалась от наслаждения, а не от боли, вот только тогда смогу позволить себе торжествовать, ловя осознание этого в глазах моей пары.
Зажал между пальцами ее клитор, стал мять и растирать его, ухмыляясь от все прибывающей влаги и слишком уже явных усилий Летэ скрыть реакцию на мои действия. Как же она держалась! Стиснула зубы, давя все более рваные выдохи, зажмурила глаза, опустив голову и закаменев всем телом. Ничего не выйдет, Пушистик!
Ударил пятками по бокам жеребца, с места послав его в галоп и разбив этим изменением темпа концентрацию упрямой пары. Ее вжало в мою грудь не только ускорением, но и от резкого спазма, выгнувшего ее спину, и наружу прорвалась-таки парочка сдавленных стонов, пока мои пальцы внизу жадно ловили отзвуки внутренних сокращений, становясь совсем мокрыми.
Я самодовольно оскалился, позволяя ей пережить нежеланное удовольствие до конца, и уже готов был вывалить на Летэ нечто вроде поучительно-победной речи, как вдруг она совершенно расслабилась в моем захвате, прямо обвисая, и равномерно засопела. Приподняв, заглянул в ее еще румяное после оргазма лицо и почувствовал себя обворованным болваном. Она уснула. Вот так просто, оставив меня без момента моего первого мелочного триумфа. Ну что за бесова баба!
Что же я с ней вечно получаю не то, что планирую и хочу? Сколько лет представлял, какой будет моя пара, и никогда на ум не приходил кто-то вроде нее. В моих фантазиях она обязательно должна была быть двуликой, роскошной и снаружи, и внутри, такой, чтобы, едва взглянув, ослеп от похоти и понял — она. Уж точно не невзрачная девчонка, какой показалась Летэ на первый взгляд. Моя единственная рисовалась мне дерзкой, едва ли не стервозной, способной меня на задницу одним словом усадить и заставить вилять хвостом в поиске ее благосклонности. Но никак не глядящей мне в рот и зачарованно и восхищенно ловящей каждое слово, согласной побежать хоть на край света, стоило лишь разок предложить. Мне снилась борьба, искры, что нас спалят, а не покорность и безоговорочное доверие, коего вообще ничем не заслужил. Я же хищник, а не тупой баран, жующий все, что окажется прямо перед его мордой. И тогда, десять лет назад, я отказался видеть все признаки того, кто для меня Летэ, просто потому, что как капризный избалованный мальчишка хотел какую-то другую игрушку. Более яркую, интересную, заводную, хотя мой зверь сразу знал и не молчал. А может, и Летэ знала, по крайней мере, чувствовала, от того и поверила, и пошла за мной без единого возражения, и себя отдала без сомнения. Говорят, люди не способны чувствовать свои пары так, как мы, но умеют влюбляться — мгновенно и сильно, может, это и есть аналог нашего узнавания? И это не моя женщина была тогда глупой и до смешного наивной, а я тупицей, за хотелками и фантазиями, не разглядевшим реальности, что была ей открыта.