Да, в этом огромном доме я жила уже три года, но так и не смогла ни к чему привыкнуть. Ни к Корнееву, ни к роскоши, которой он себя окружил, ни к людям. Это был чужой мне мир, я никогда не стремилась к нему, но когда осталась одна, мне ясно дали понять, что не позволят жить самостоятельно.
У моей матери была своя семья — муж и дети. Я всегда чувствовала себя в семье нелюбимой и чужой. Еще ребенком ощущала, как мама отгораживается от меня непонятной обидой и раздражением. Наверное, поэтому, уединялась и проводила время за книгами. Хорошо училась, понимая, что совсем скоро мне в доме матери и отчима не будет места.
Сашка, по сути, был таким же одиноким мальчишкой, как я. Мы познакомились на первом курсе университета и словно притянулись друг к другу. Его воспитывала бабушка — чудесная женщина. У нее мы и стали жить, когда однажды решили взять и пожениться.
— Я ничего не хотела. Мой брак — целиком ваша затея. Я лишь сказала, что согласна и не хочу громкого мероприятия. Впрочем, вы и так об этом знали.
— Хорошо, пусть будет так. Марина, тебе пора вынырнуть из реки скорби и жить дальше не только одной работой. Так не может продолжаться. Ты молодая, красивая женщина, тебе нужна семья.
— А что нужно вам?
Человек, сидящий передо мной, был соткан из сплава стали и корысти. Пропитан честолюбием, как промокательная бумага чернилами. Я всего лишь спросила прямо.
Он ответил. За несколько лет я успела узнать, что Корнеев часто говорил правду тем, в ком был заинтересован.
— Мне нужен преемник, Марина. Сильный и уверенный человек, которому я смогу доверить то, что создавал своими руками много лет — бизнес, связи, репутацию и влияние. Поверь, дочка, я не хотел сделать хуже. Если из моих рук уйдет власть, в тот же день Корнеевы исчезнут с лица земли.
— Я Томилина, — не смогла смолчать. Это был не первый раз, когда я упрямо это повторила, и не первый раз, когда получила ответ — твердый и жесткий, который опалил холодом.
— Ты Корнеева! И по крови и по сути! Тебе нужна защита и она у тебя будет!
Мы смотрели друг на друга, и отец продолжил — затихая, но не уступая мне. Всего лишь давая ложную надежду на то, что он со мной считается:
— Но давай вернемся к твоему будущему мужу. Хочешь, чтобы я рассказал о нем подробнее? Показал фотографии? Вот в этой папке, — он постучал пальцем, — его полное досье, ты можешь взять и ознакомиться. Узнать, с кем тебе предстоит жить.
— Нет, мне это неинтересно.
— И ты не хочешь на него посмотреть со стороны? Дочка, одно твое слово и ребята задержат Ярослава на выходе из имения. Он даже не узнает! А хочешь, я вас познакомлю?
Я старалась, но не смогла сдержать удивления.
— Павел Юрьевич, я ведь дала согласие, к чему эти разговоры? Я не знаю его, он не знает меня. Вряд ли этот человек рад своему согласию, иначе бы не сидел здесь, сцепив руки в кулаки и подобравшись, словно бойцовский пес перед броском. Если вы думаете, что из вашей затеи получится счастливый брак… — Я выдохнула и постаралась взять себя в руки. — Я в это не верю. Но замуж выйду, как обещала, и вы дадите мне свободу.
Павел Юрьевич встал и посмотрел в окно — туда, где по аллейке его охрана провожала крепкого, высокого мужчину.
— Не я. Насколько твой муж захочет тебе ее дать.
В следующие недели работа захватила с головой. Не имея другого выхода для внутренней энергии, я отдавалась ей с желанием и упорством, с которым привыкла подходить к любому делу. Уезжая из дома утром, возвращалась к темному вечеру, проводя много времени в офисе за рабочим столом. Я была программистом и, хочется верить, хорошим, насколько могла судить по тому, что клиенты оставались моими проектами довольны.
В нашей небольшой фирме «Ориентал-Плюс» работали два десятка человек — недостаточно много, чтобы браться за большие и дорогие проекты, но достаточно, чтобы конкурировать на среднем поле и заработать себе на жизнь.
К свадьбе не готовилась. Зачем, если и так все решено, а мое согласие — лишь сухая формальность, после которой, надеюсь, моя жизнь хоть немного изменится и станет свободнее. Я смела думать, что мне удастся договориться с будущем супругом о дистанции, которая подойдет нам обоим. Ведь если нет чувств, то значит, нет и привязанности, о которой стоит беспокоиться, не так ли?..
В конце концов, через время брак можно будет просто расторгнуть. А возможно даже сразу, как только Нине Георгиевне станет лучше, и я смогу уже сама о ней заботиться. А в то, что ей обязательно станет лучше, я заставляла себя верить. Иначе все теряло смысл — моя жизнь с отцом и навязанный брак. Но, главное, исчезала нить, которая еще хоть как-то связывала меня со всем логичным и правильным, что существовало в этом мире.