— Виргиния? — обратился к ней шеф сыскной полиции.
Она подняла голову, держа у пояса руки, сжатые в кулаки, поставленные один на другой. Ее взгляд продолжал оставаться отсутствующим. Серые глаза не мигая смотрели в одну точку ослепительного света лампы.
— Виргиния?
— Да, сэр. — Голос у нее был очень тихий, почти еле слышный.
Карелла наклонился вперед, чтобы разобрать то, что она говорила.
— Случались ли с вами подобные неприятности раньше, Виргиния? — спросил шеф сыскной полиции.
— Нет, сэр.
— Что же произошло, Виргиния?
Женщина пожала плечами, будто и она тоже не может осознать случившееся. Этот жест был мимолетным, как будто провели рукой по глазам.
— Как же это случилось, Виргинии?
Женщина выпрямилась в полный рост, отчасти чтобы говорить в установленный микрофон, который висел в нескольких дюймах от ее лица на толстой стальной трубке, отчасти потому, что на нее смотрели, и еще оттого, что стоит, опустив плечи. В зале наступила мертвая тишина. На улице не было ни ветерка. А по другую сторону ослепительного света ламп сидели детективы
— Мы спорили, — сказала она тяжело вздохнув.
— О чем?
— Мы спорили с самого утра, как только встали. Жара. Очень… ужасная жара в квартире. Прямо с утра. В жару быстро выходишь из себя.
— Продолжайте.
— Он начал придираться ко мне из-за апельсинового сока. Сказал, что сок не совсем охлажден. Я ответила, что сок всю ночь стоял в ящике со льдом, и я не виновата, что он не охладился. Даймондбэк не отличается роскошью, сэр. У нас в Даймондбэке нет холодильников, а при такой жаре лед тает очень быстра Вот с апельсинового сока все и началось.
— Вы замужем за этим мужчиной?
— Нет, сэр.
— Сколько вы жили с ним вместе?
- Семь лет, сэр.
— Продолжайте.
— Он сказал, что спустится вниз, в кафе, позавтракать, а я говорю, что ему не следует идти, потому что глупо тратить деньги, когда в этом нет особой нужды. Он остался, но продолжал ворчать об апельсиновом соке все время пока ел. Так и пошло, и поехало на весь день.
— Об апельсиновом соке, хотите сказать?
— Ну, там и другое. Уже не помню что. Он смотрел игру в мяч по телевизору, пил пиво и весь день придирался по мелочам. Он сидел в трусах из-за жары. Да и на мне едва что-то было надето.
— Продолжайте.
— Вечером мы поужинали. Только холодной вырезкой. Он все время ко мне придирался. Не захотел спать в спальне в тот вечер, все собираясь улечься в кухне на полу. Я сказала, что это глупо, даже если в спальне очень жарко. Он ударил меня.
— Что вы имеете в виду, говоря, что он ударил вас?
— Ударил меня по лицу. Один глаз заплыл. Я сказала, чтобы он меня больше не трогал, иначе я его из окна выброшу.
Он засмеялся. В кухне на полу у окна он расстелил одеяло и включил радио, а я пошла в спальню и легла спать.
— Продолжайте, Виргиния.,
— Я никак ие могла заснуть из-за духоты. А он еще включил радио на полную громкость. Я пошла на кухню попросить его приглушить радио, но он мне ответил, чтобы^ я шла спать. Я пошла в ванную, умылась и тут-то заметила топор.
— Где был топор?
— Среди инструментов — гаечных ключей, молотка — на полке в ванной лежал и топор. Я подумала, надо пройти и еще раз попросить, чтобы уменьшил громкость, так как не могла заснуть из-за ужасной жары и радио, гремевшего на всю мощность. Мне не хотелось, чтобы он снова ударил меня, и я взяла топор для защиты в случае, если он снова начнет хулиганить.
— И что вы потом сделали?
— Я пошла на кухню, держа в руках топор. С пола он встал и уже сидел в кресле около окна, слушая радио. Спиной ко мне.
— Да?
— Да. Я подошла к нему, он не обернулся, и я ничего ему не сказала.
— Что было потом?
— Я ударила его топором.
— Куда?
— По голове и по шее.
— Сколько раз?
— Точно не помню. Я просто продолжала наносить ему удары.
— А потом?
— Он упал с кресла, и я выронила топор. Пошла к соседу, мистеру Аланозу, и рассказала, как ударила мужа топором. Он мне не поверил. Вошел в квартиру, посмотрел, потом вызвал полицию. Пришел офицер.
— Вы знаете, что вашего мужа отвезли в больницу?
— Да.
— Известен ли вам исход?
Ее голос совсем притих. — Слышала, что он скончался, — ответила она, опустив голову и больше не глядя на свет лампы. Ее кулачки все так же были прижаты к поясу. И глаза по-прежнему глядели безжизненно.