Также немногим и полицейским нравился он.
Не знаю, нравился ли Хавиленд самому себе.
— Жарища, — сказал он Карелле, — это все, о чем можно думать.
— Мои мозги так же истекают потом, как и сам я, — ответил Карелла.
— Если я скажу тебе, что как раз в этот момент ты сидишь на льдине посредине Северного Ледовитого океана, ты почувствуешь, как тебе становится прохладнее.
— Что-то я не чувствую, что мне прохладнее, — ответил Карелла.
— Это потому, что ты болван, — ответил Хавиленд крича. Хавиленд всегда кричал. Когда он говорил шепотом, то все равно кричал. — Ты просто не хочешь, чтобы тебе было прохладнее. Тебе хочется испытывать жару. Это заставляет тебя думать, что ты работаешь.
— Я и так работаю.
— А я иду домой, — резко выкрикнул Хавиленд.
Карелла посмотрел на часы. Было десять часов пятнадцать минут.
— Ав чем дело? — заорал Хавиленд.
— Ни в чем.
— Это потому ты так кисло выглядишь, что уже четверть одиннадцатого? — проревел Хавиленд.
— Вовсе я не выгляжу кисло.
— Ну, мне наплевать, как ты выглядишь, — ревел Хавиленд. — Я иду домой.
— Ну и иди. А я подожду, когда меня сменят.
— Что-то не нравится мне, как ты это сказал, — ответил Хавиленд.
— Почему?
— Этим ты хочешь сказать, что я будто бы не жду своей смены.
Карелла пожал плечами и беспечно ответил:
— Поступай, как подскажет твоя совесть, браток.
— А ты знаешь, сколько уже я на дежурстве?
— Сколько?
— Тридцать шесть часов, — ответил Хавиленд. — Так хочется спать, что, кажется, заполз бы в какую-нибудь сточную канаву н не проснулся бы до самого рождества.
— Ты же загрязнишь наше водоснабжение, — ответил Карелла.
— Ну как хочешь! — орал Хавиленд. Он сделал прощальный жест рукой и уже уходил, когда Карелла окликнул его:
— Эй!
— Ну?
— Смотри, чтоб тебя там не убили.
— Как хочешь, — снова ответил Хавиленд и вышел.
Мужчина оделся тихо и быстро. Он надел черные брюки, чистую белую рубашку и галстук в черно-золотую полоску. Натянул темно-синие носки и нагнулся за туфлями. Каблуки на них имели фирменное клеймо «О’Салливан».
Он надел черный пиджак, подошел к туалетному столику и открыл верхний ящик. Иссиня-черный кольт сорок пятого калибра, несущий смерть, лежал на его носовых платках. Он вставил новую обойму и сунул его в карман пиджака.
Он прошел к двери раскачивающейся утиной походкой, открыл ее, уходя, окинул взглядом комнату, выключил свет и вышел в ночь.
Стива Кареллу в одиннадцать тридцать три сменил детектив по имени Хол Виллис. Карелла передал ему все, что на всякий случай могло потребоваться, затем вышел и стал спускаться.
— На свидание к девушке, Стив? — спросил дежурный.
— Да, — ответил Карелла.
— Хотелось бы стать таким же молодым, как ты, — сказал сержант.
— Ты еще сойдешь за молодого, — ответил Карелла. — Тебе не дашь и семидесяти.
Дежурный рассмеялся — Ни днем больше.
— Добрей ночи, — попрощался Карелла.
— Добрей.
Карелла вышел из здания и направился к своей машине, стоявшей за два квартала в зоне «Парковка запрещена».
Хэнк Буш покинул Управление полицейского участка в одиннадцать пятьдесят две, когда пришел его сменщик.
— Думал, уж ты никогда не придешь, — сказал он.
— Я тоже так думал.
— Что случилось?
— Просто очень жарко вести машину.
Буш поморщился, подошел к телефону и набрал свой домашний номер. Подождал несколько секунд. Телефон звонил на другом конце провода.
— Хэлло?
— Элис?
— Да. — Она помолчала. — Хэнк?
— Я еду домой, дорогая. Почему бы тебе не приготовить кофе-гляссе?
— Хорошо, сделаю.
— Там очень душно?
— Да. Может, по пути мороженого купишь?
— Хорошо.
— Нет, не обязательно. Нет. Сразу возвращайся домой. Кофе-гляссе будет.
— О’кей.
— До встречи.
— Да, дорогая.
Буш положил трубку и повернулся к сменщику, сказав —
— Наверное, ты и не отдохнул до девяти, негодник.
— Наверняка жара ему в голову ударила, — произнес детектив, ни к кому не обращаясь.
Буш усмехнулся, козырнул и вышел из здания.
Мужчина с кольтом притаился в тени.
Его рука вспотела от соприкосновения с шерстяной тканью кармана, под которой он все время нащупывал кольт сорок пятого калибра, лежащий там. Одетый в черное, он знал, что сливается с темнотой у входа в аллею, но, тем не менее, нервничал, испытывая некоторый страх. И все же это должно быть доведено до конца.