Комната и Элис Буш.
Женское начало царило повсюду, обволакивая его пресыщенным цепким объятием.
— Отвлекитесь, Стив, — сказала Элис. — Выпейте.
— Ладно, — ответил он.
Она поднялась, на миг обнажив длинную белую полосу бедра, выказывая этим почти непристойную забывчивость относительно манеры своего поведения.
— У нее это, наверное, уже давным-давно вошло в привычку, — предположил он. — Ее уже больше не занимала соблазнительность таких жестов. Она привыкла к ним, сжилась с ними, а другие пусть изумляются сколько угодно. Бедро есть бедро, ну и что! Что такого особенного в бедре Элис Буш?
— Скотч?
— Пожалуй.
— Что можно чувствовать в такой ситуации? — спросила она. Элис стояла около бара напротив него. Стояла в позе манекенщицы, расслабив бедро, хотя совсем на нее не походила, потому что в его воображении манекенщицы рисовались тоненькими, хрупкими и с плоской грудью. Элис Буш не походила ни на одну из них.
— В какой ситуации?
— Расследуя смерть своего коллеги и друга.
— Превратности судьбы.
— Уж это точно.
— А вы хорошо держитесь, — заметил Карелла.
— Обязана, — коротко ответила Элис.
— Почему?
— Иначе я развалюсь на мелкие кусочки. Он в земле, Стив. Рыдания и причитания мне тут не помогут.
— Полагаю, что так. '
— А мы должны жить дальше, не так ли? Мы же не можем просто так взять и умереть только потому, что тот, кого мы любим, умер, правда ведь?
— Не можем, — согласился Карелла. *
Она подошла к нему и подала напиток. На мгновенье их пальцы соприкоснулись. Он взглянул на нее. Встретил совершенно бесхитростное выражение лица. — Случайное касание, — подумал он.
Она прошла к окну и посмотрела в сторону колледжа.
— Как тут одиноко без него, — произнесла она.
— Одиноко и в Управлении без него, — сказал Карелла, сам себе удивившись. До этого он не осознавал, насколько он действительно был привязан к Хэнку.
— Я думаю, не отправиться ли мне в путешествие, — сказала Элис, — уехать подальше от всего, что напоминает о нем.
— От чего «всего»? — спросил Карелла.
— О, не знаю, — ответила Элис. — Например… прошлым вечером я увидела его расческу на туалетном столике, и в ней запутались его непокорные рыжие волосы, и все это сразу напомнило мне о нем, о его пылкости. Он был буйным человеком, Стив. — Она помолчала. — Диким.
Это слово было сказано тоже как-то по-женски. Оно снова напомнило тот словесный портрет, который когда-то написал Хэнк, а теперь перед ним был и живой портрет, стоящий у окна, окруженный царящей повсюду на этом острове женственностью. Ее нельзя было винить в этом. Она всего-навсего была сама собой, была Элис Буш, была Женщиной. Она была только заложницей в руках судьбы, девушкой, автоматически воплотившей в себе все женское, девушкой, которая… дьявольщина!
— Что уже удалось обнаружить? — спросила она. Отвернувшись от окна, она возвратилась к диванчику и повалилась на него. Неприятный жест. Какой-то кошачий. Она небрежно сидела на своем диванчике, как большая дикая кошка, поджав под себя ноги, и он не удивился бы, если бы она вдруг замурлыкала. Он поделился с ней тем, что им удалось узнать о подозреваемом убийце. Элис кивнула.
— Кое-что есть для начала, — сказала она.
— Не совсем.
— Но если он обратится за помощью к врачам?
— Пока не обратился. И скорее всего не обратится. Вероятно, сам делает себе перевязки.
— Он сильно ранен?
— По всей вероятности, да. Но рана, должно быть, чистая.
— Хэнку надо было его убить, — сказала она. Удивительно, что в ее словах не чувствовалось никакой злости. И хотя сами по себе слова содержали смертоносный потенциал взведенного автомата, но то, как они были сказаны, делали их безобидными.