Письма друзьям получились не такими большими, но тоже максимально положительными и светлыми. Джинни не хотелось писать о плохом. Она вдруг поняла, что совсем не осознает, что это конец. Как-то до последнего это всё воспринималось не до конца, словно через смягчающуюся подушку. И даже теперь, когда уже дальше некуда, она не могла принять.
Когда очередь дошла до последнего письма, рука застыла над пергаментом, так ничего и не оставив на нём. Что она должна написать ему?
Да и стоит ли писать что-то? Этот вопрос девушка решила пока отложить на дальнюю полку.
К обеду Джинни стала чувствовать себя чуть лучше и, закутавшись в зимнюю мантию и большой красный шарф, решила прогуляться.
Мягкий белый снег то и дело скрипел под ногами, не позволяя до конца сосредоточиться на своих мыслях. Рождество уже послезавтра, и её совершенно точно ждут дома. Письма Чарли девушка отправила ещё утром. Брат должен был так же, как и она, приехать домой прямо в Рождество. А значит, когда письма прибудут в Румынию, Чарли там уже не будет. Всё складывалось так, как и должно было в такой ситуации, но легче Джинни не становилось.
Перед глазами вдруг возникло пустое квиддичное поле. Джинни и не заметила, как ноги сами принесли её сюда. Она всё стояла и смотрела пустым взглядом на то место, где, как ей казалось, они лежали на снегу вместе с Малфоем в тот день. Почему она поддалась? Это не было помутнение или что-то вроде того. Сколько бы девушка ни возвращалась к этому моменту, всё выходило совсем наоборот. Это был словно долгожданный глоток свежего воздуха после долгого заточения, более чем осознанный. Чувства пугали, были странными, но совершенно ясными. Теперь уже не возникало вопросов, отчего это в груди резко стало тесно, почему щеки горят и так быстро бьётся сердце. Осознать — это очень важный шаг. Но если не принять, дальше путь закрыт. Только бездонная пропасть и ничего больше.
Путь обратно в комнату был трудным, в груди по прежнему было больно и тяжело. Однако, стоило Джинни подняться в башню старост, как она замерла на месте, уперевшись взглядом в дверь собственной комнаты. Дверь была приоткрыта, и девушка в несколько шагов преодолела расстояние до своей спальни. Но в комнате не было никого и ничего необычного. Только чуть смятая постель, что явно было делом чьих то кошачьих лап. Но вот это как раз и настораживало — Оливера нигде не было видно.
Несколько раз обыскав собственную комнату и гостиную, Джинни поняла, что котёнок пропал. Девушка до самого вечера продолжала обыскивать каждый коридор и любые открытые кабинеты, но всё безуспешно. Когда встречался кто-то из учеников, оставшихся в Хогвартсе на Рождество, Джинни с надеждой спрашивала их о белом котёнке, но ответы были одинаково отрицательными.
— Джинни, ты ещё не уехала? — недалеко от выхода во внутренний двор девушку окликнула светловолосая когтевранка на курс младше её самой.
— Нет, — натягивая лёгкую повседневную улыбку, отозвалась Джинни, — Не видела, случайно, белого котёнка?
— Так это твой? Малфой сегодня целый день с ним возится, не может найти хозяина. А котёнок за ним, словно за мясом, ходит хвостиком, никак не отстаёт, — чуть посмеиваясь, рассказала когтевранка, а с лица Джинни резко пропала улыбка.
Из всех людей в Хогвартсе именно он. Снова.
— Ты не знаешь, случайно, где сейчас Малфой? — пытаясь взять себя в руки, спросила Джинни и, получив ответ, направилась во внутренний двор.
Джинни несколько раз обвела глазами пространство, пока взгляд не зацепился за небольшую группу слизеринцев, что расположились возле одной из стен.
В первую очередь девушка попыталась установить наличие белого пушистого создания, пока не представляя, как именно она будет его забирать. Однако, котёнка нигде не было видно. Слизеринцы говорили о чём то своём, не замечая Джинни. Все, кроме Паркинсон. Как только слизеринка увидела Джинни, её взгляд стал каким-то очень недобрым, и она начала то и дело приставать к Драко. Иначе эти действия было нельзя описать. Всё было совершенно точно напоказ, специально, как хорошо разыгранный спектакль. Только зритель у него был лишь один.
Джинни почувствовала тяжёлый ком, что подступал к горлу. Малфой смотрел куда-то совсем в другую сторону, даже не замечая девушку. И Джинни сама не знала, отчего так тяжело стало внутри, будто у неё в груди настоящий пожар. Она уже чувствовала это. Столько раз, что не счесть…
Раньше не понимала, но сейчас всё воспринималось настолько остро, что сомнений не возникало. Она не хотела видеть никого рядом с ним. Особенно Паркинсон. От собственного эгоизма тошнило, буквально выворачивало наизнанку. Кто она ему вообще такая? Упрямо сжимая кулаки, чтобы хоть как-то притупить свои эмоции, Джинни вернулась в башню старост, тут же скрываясь за дверью собственной спальни. С силой откинув куда-то в сторону мантию и тяжело опустившись на кровать, девушка застыла от тихого полусонного «мяу».
Удобно свернувшись клубочком, на кровати спал белый котёнок. Джинни как-то совсем невесело усмехнулась, по-прежнему сдерживая слёзы и поглаживая пушистое создание за мягким ушком. Почти сразу девушка обнаружила, что к шее котёнка было что-то привязано. Ещё один, точно такой же, как и вчера, пузырёк с прозрачным зельем оказался в её руке. Больше сдерживать слёзы у неё не получилось.
Откинув ненавистный пузырёк с зельем куда-то в сторону, Джинни зарылась в одеяло, всё ещё немного всхлипывая. Оливер явно хотел подбодрить хозяйку, устраиваясь рядом с ней, но девушка его игнорировала. Закрывая глаза, Джинни надеялась больше не проснуться. Её тошнило от себя самой. От того, во что она превратилась.
До самого утра ворочаясь в тяжёлом сне, Джинни с трудом открыла глаза, почти сразу жалея об этом решении. Хотелось обратно зарыться в мягкое одеяло и никогда больше не просыпаться. Но остатки здравого смысла буквально кричали о том, что организму очень не хватает воды. С трудом поднявшись, Джинни решила выйти в гостиную, где стоял графин с водой. Девушка была уверена, что никого не встретит в такую рань, тем более, старосты Пуффендуя и Когтеврана уже уехали домой на Рождество.
Однако, Джинни ошибалась, и очень сильно. Стоило показаться в общей комнате, как на неё тут же уставились тёмные глаза Паркинсон.
— Хорошо спалось, Уизли? — скептическим взглядом обводя гриффиндорку, поинтересовалась Паркинсон.
— Более чем, — охрипшим от постоянного кашля голосом отозвалась Джинни, направляясь к графину с водой и надеясь, что на этом их милая беседа будет окончена.
Джинни ошиблась уже второй раз за это утро.
— И как долго ты ещё планируешь разыгрывать драму? — чуть приподнимая тёмные брови и буквально прожигая девушку взглядом, произнесла Паркинсон.
Рука, держащая стакан с водой, предательски дрогнула от этих слов, но Джинни продолжила делать безразличный вид. Получалось так себе, но Уизли ведь упрямые.
— Послушай, я не твои сопливые подружки, чтобы всё медленно и аккуратно разжевывать по кусочкам. Так что слушай внимательно и согласно кивай, — ловко спрыгивая с комода, на котором сидела и решительно приближаясь к Джинни, вновь заговорила Паркинсон, — Только слепой не заметит твои чёртовы ревнивые взгляды. Ходишь уже который месяц, строишь из себя непонятно что. Если действительно есть к нему чувства, так в чём проблема? Где его спальня, ты отлично знаешь, — явно выделяя последние слова, продолжила слизеринка, — Чего ты ждёшь? Мерлинова благословения? Одобрения окружающих? Так не будет Уизли, можешь не ждать. Вы же, гриффиндорцы, все такие правильные, смелые. Так в чём проблема? Может, потому, что он бывший пожиратель смерти, вся его семья пожиратели смерти? Что людей, желающих ему смерти, не счесть? Или дело в твоих святых друзьях? Что, братья не одобрят выбор любимой сестрички? — натиск становился всё больше, Джинни казалось, что её пытаются раздавить окончательно.