Во сне, как и в тот вечер, я спросила его, глядя на сердце:
– Ну и что это?
– Через пару лет нас здесь не будет, а оно останется, – ответил Кир.
То же он ответил и тогда.
В зал для церемонии я зашла с ощущением, что продолжается сон. Идя к регистрационному столу, перехватила взгляд Маши и улыбнулась ей. Сердце то замирало, то стучало изо всех сил. Искоса, чувствуя себя девчонкой, посмотрела на Кира. Собранный, серьёзный, сегодня он был особенно неотразим.
– Кирилл, – обратилась к нему регистратор, – согласны ли вы взять в жёны Карину? Любить, уважать её в болезни и здравии, в бедности и богатстве, горе и радости? Согласны ли хранить ей верность и идти с ней по жизни рука об руку каждый день, пока смерть не разлучит вас?
У меня пересохло во рту. К глазам подступили слёзы. Вроде бы такая незамысловатая речь, а сердце защемило нежностью и любовью. Ещё вчера вечером я не любила его так сильно, как сейчас, не понимала, как сильно люблю.
Сжала букетик из маленьких белых розочек.
– Погодите, – неожиданно сказал Кирилл. – Сейчас задам ей один вопрос и определюсь.
Он повернулся ко мне. По залу пробежался рокочущий шёпот, после которого наступила гробовая тишина.
– Скажи мне, Кари, ты беременна?
Он спросил это обычно, не громко, но ощущение было, что голос заполнил весь зал. Пристальный взгляд проникал в душу.
– Кирилл…
– Ты беременна, я спрашиваю? – с нажимом повторил он.
Сон превратился в кошмар. Мы стояли возле стола, все смотрели на нас, а я не могла выдавить ни слова. Сжала букетик.
Стремительно, мгновение за мгновением, взгляд Кирилла наполнялся презрением и холодом. Этот холод тут же проникал в меня.
– И когда ты собиралась мне сказать?
– О чём? – выдавила я едва слышно.
– О том, что сделала аборт.
Воздух стал колючим, голова поплыла.
– Я не…
– Достаточно, – резко оборвал меня Кир. Повернулся к регистраторше. – Нет, я не согласен.
Всё, что я могла – сжимать букет. Кирилл резко отошёл от стола.
Оглушающая тишина постепенно наполнялась звуками, а я так и стояла, смотря Кириллу в спину до тех пор, пока он не оказался рядом с дверьми.
– Кирилл, – первым бросился за ним его друг. Савелий, кажется.
Внезапно начал болеть живот, тошнота стала сильнее, а букет показался непомерно тяжёлым.
– Может быть…
– Всё в порядке, – грубо перебила я регистраторшу. И добавила тихо, обессиленно: – Всё в порядке. Я… Я пойду.
Положила букетик на край стола. Ко мне было ринулись подруги, но я остановила их предупреждающим жестом и пошла по дорожке вперёд.
Вперёд – назад… К столу – от стола… Какая разница? Всё равно ведь, куда.
Как в тумане вышла на улицу, бросилась к лимузину и, только захлопнув дверцу, поняла, что меня лихорадит. Вдохнула, а на выдохе накрыла лицо руками.
– Домой, – нервно всхлипнула и прикрикнула на водителя, понимая, что вот-вот зайдусь рыданиями: – Отвезите меня обратно. И молча! Никаких вопросов! Просто делайте свою работу!
Кирилл
Хлопнув дверью такси, я выругался и пошёл к подъезду. Ветер едва с ног не сбивал, похолодало чертовски. Проклятый, переменчивый, как шлюха, май.
Набрал номер квартиры. Домофон запиликал. Тряхнул башкой, и расплывающаяся картинка приобрела чёткость.
– Чёрт, – процедил себе под нос.
Только глаза не закрывать, а то, чего доброго, опять она привидится. Проклятая сука. Лживая и красивая, как картинка!
Наконец пиликанье сменил голос.
– Открывай! Оля! – рявкнул зло.
Пусть только скажет нечто вроде «я же говорила». Какого хрена приехал сюда, сам не понял. Само собой назвал адрес. Да и хрен с ней. Какая уже разница?!
Вопросов она не задавала, просто открыла, и я, ввалившись в подъезд, снова выругался. Пока тащился в лифте, смотрел на собственное отражение в зеркале на боковой стенке.
– Она всегда стервой была, – прорычал, скалясь, и со всей силы зарядил кулаком.
Свет в лифте мигнул. Я тряхнул головой. Не хватало ещё застрять тут из-за этой стервы.
До этажа я всё-таки доехал. И почти сразу увидел Ольку. Она стояла в дверях квартиры и смотрела на меня. Хрупкая, в длинном розовом халате до пят, с влажными волосами. Может, зря я это?
Ничего не говоря, подошёл к ней. Пол пошатывался вместе со стенами.
Сгрёб Олины волосы, дёрнул, заставил задрать голову.
– Коньяк у тебя есть?
– По-моему, тебе хватит.
– Сам решу, когда хватит.
Она смотрела снизу вверх большими распахнутыми глазами. Наивно-невинная, сладко пахнущая клубникой и сливками. Любит меня? Та тоже говорила, что любит. Крепче сжал Олины волосы. Она приоткрыла губы. Сочный алый рот. Взгляд метнулся к нему, к клином уходящему к груди вырезу халата и в глаза.