Оля посмотрела на врача, потом на меня. В её глазах стояли слёзы, которых не было ещё минуту назад, я могла в этом поклясться.
– Простите. – В голосе тоже слышались слёзы.
Она всё ещё держала в руке телефон и вместо того, чтобы вперёд меня пойти к палате, стояла не двигаясь.
– Простите, – повторила она, – мне надо идти.
Ничего не объясняя, она развернулась и пошла к лифтам. Шаги были твёрдыми и уверенными. Я посмотрела ей вслед в полнейшем недоумении. Но найти хоть какое-нибудь объяснение не успела.
– Тогда проходите вы, – вернул меня в реальность врач. – Если, конечно, не передумали.
– Не передумала.
Подошла к двери и помедлила. Но только потому, что изнутри поднялись страх и волнение. Я не передумала. И не передумаю. Я уже давно не семнадцатилетняя девчонка. Хотя именно ею я себя и чувствовала – неуверенной семнадцатилетней девчонкой, которая собиралась признаться в любви самому классному мальчику школы.
Кирилл полулежал, откинувшись на подушку. Пока я шла к нему, молча смотрел на меня тяжёлым мрачным взглядом.
Я присела рядом с ним. Он молчал, я тоже. Сжимала измятые ленты-ручки пакета и жадно рассматривала лицо Кира.
– Ты всех напугал, – наконец сказала тихо.
Он помрачнел ещё сильнее. Глаза блеснули сталью с зеленоватым отливом, на скулах появились и исчезли желваки.
– Зачем пришла?
– Беспокоилась за тебя.
Вздохнула. От него так и веяло холодом, и я не решалась нарушить выстроенные им невидимые границы. Через одеяло чувствовала его бедро, ладонь его была в нескольких десятках сантиметров от моей, на лоб падали светлые волосы, и я могла бы убрать их, могла бы коснуться его лица, его щетины, но не решалась.
– Нет, на шоу зачем пришла?
Он сканировал меня взглядом. Едва не сказала, что хотела посмотреть его выступление. Не сказала, потому что это было неправдой.
– Хотела кинуть кое-что на лёд.
Его губы искривились. Казалось, пакет в моих руках он заметил только что, хотя уверена, это было не так. В глазах читалась враждебность. Пару секунд он смотрел на пакет, но спросить, что в нём, он так и не спросил.
Я подтянула пакет выше, раскрыла. В тишине громко зашуршала бумага, а Кирилл всё молчал.
– Вот. – Достала плюшевого ослика и посадила на тумбочку рядом с Киром.
– И что это значит? – сухо осведомился он, не прикасаясь к игрушке.
Я не ответила. Молча поднялась и пошла к выходу, чувствуя, что Кирилл смотрит мне в спину. Остановилась только в дверях и обернулась на него. Разумеется, он смотрел.
Понурив голову и свесив уши, ослик сидел на тумбочке, а Кирилл смотрел на меня. Пальцы саднило от желания дотронуться, почувствовать его тепло, и всё же я переборола себя.
Вышла и только когда дошла до лифтов, остановилась. Привалилась к стене. Всё, что мне оставалось, – ждать. Что могла, я сделала. Всё, что должна была сказать, – сказала, больше добавить мне нечего.
Кирилл
Какого дьявола?! Какого дьявола она приходила?!
Череп, казалось, трещал по швам, башка была наполнена свинцом. Запах Карининых духов маревом висел в палате. Да что уж, ею пропитался весь дом: моя одежда, постельное бельё, стены. Даже пёс – и тот вонял ею. Увидел её в последний момент: поднялся со льда, и тут она напротив. Думал, приложился так, что мерещится. Но нет.
– Чёрт, – процедил, протянув руку за ослом.
На хрена она его принесла?
Плечо болело адски. Врач сказал, что я ещё легко отделался. МРТ не показало никаких серьезных нарушений, так что пара недель – и буду как новенький. И правда легко. Поморщился.
Шея осла была перехвачена широкой лентой с прикреплённой к ней запиской. Дёрнул бант. В глаза что, сказать решимости не хватило?
Развернул скрепленные листы.
«Я хотела тебе сказать. Но вернулась Оля, и я испугалась, что ты выберешь её. Ненавижу тебя любить, Сафронов. И всё-таки люблю. Больше жизни».
Почерк, знакомый со школы. Читал и слышал её голос.
Что она хотела мне сказать? Похоже, я всё-таки растерял способность мыслить здраво. Перевернул листок. Вторым оказалась медицинская выписка, только к чему она мне, въехал не сразу. Пробежался взглядом по имени, дате и остановился на выделенных ярким розовым маркером строках.
В палату кто-то вошёл, но я даже не поднял голову. Проклятье!
– Кирилл, вам… – Врач попытался забрать лист.
Я не дал. Сжал зубы и посмотрел с предупреждением. В груди рокотом поднимался протест, гнев, и хрен знает что ещё.