Миновав еще два пролета, я врезалась во что-то большое и нежное. Взвыли мы одновременно.
— Блин! Разве можно так подкрадываться? — прямо в ухо мне прокричал мужчина. — Я же чуть его не уронил.
— Кого? — оторопело осведомилась я, одновременно пытаясь разглядеть, кого ил и что он там держит.
— Шкаф, — злобно пропыхтел дядька. — Дамочка, отойдите от меня. К стеночке, к стеночке. Ну что тут непонятного? Неужели не ясно? Если справа перила, то слева аккурат стенка. Вот туда и становитесь.
Глаза, немного привыкшие к темноте, теперь различали смутные силуэты. Меня охватили большие сомнения, и я спросила:
— А вы уверены, что для меня у стеночки места хватит?
— Ну ё-мое! — разозлился дядька. — Откуда я знаю, какой он ширины. Мне что, сантиметрами его прикажешь мерить? А не нравится к стеночке, спускайся обратно вниз.
— Не пойду вниз, мне наверх надо.
Это же надо! В полной темноте по лестнице шкаф переть! Пришло же в голову! Может, они вообще жулики? Сперли шкаф, не ждать же теперь, когда лифт починят. Вот и тащат его по узкой лестнице.
Примерно это я высказала пыхтящему от натуги дядьке. Он выслушал, и давай снова орать:
— Какие, блин, дамочка, жулики этот гроб потащат! Кому он, на фиг, нужен! Мы с Петровичем только за три прейскуранта согласились. И если ты сейчас не отойдешь, никакие, туды-сюды, прейскуранты не помогут. Не удержу.
— Степ, мы идем или не идем? — раздался сверху еще один сдавленный голос, но пожиже. — Чего ты там застрял?
— Да вот дамочка под ногами вертится, — объяснил напарнику Степан. — Боюсь наступить…
— Не верчусь, а стену ищу! — Я судорожно пыталась определить, удастся ли мне протиснуться между стенкой и шкафом. — Вы только немного постойте, не двигайтесь. Давайте я сперва пролезу, а после пройдете.
— Ты, блин, хоть до площадки дай нам его дотащить, а там уж и пролезай куда хочешь… Да назад, назад!
Степан попытался меня отпихнуть, но куда там: я уже ввинтилась в проем. Следующие секунды навсегда испарились из моей памяти.
Очнулась я в углу лестничной площадки от дикой боли в ноге. Где-то поблизости слышались утробные стоны, перебиваемые паническими выкриками Петровича:
— Степа, Степа! Ты где? Живой? Мне тут, туды-сюды, не подобраться. Этой чудовнёй перегородило.
Петрович, беги, блин, к хозяину, — простонал Степа. — «Скорую» и спасателей вызывай. Меня прищемило, а дамочке, по-моему, вообще трындец. Слышь, голоса не подает.
— Нет, я жива, — с трудом удалось выдавить мне. Боль в ноге по-прежнему была адской. И, главное, я уже поняла, что на лодыжке моей лежит шкаф.
— Степа, она жива! — возликовал Петрович. — Гляди, блин, туды-сюды, не убили. Может, «скорую»-то не вызывать?
Степа молчал.
— Степ, Степ, ты где? — по-новой заговорил Петрович.
Я сочла необходимым вмешаться.
— Да вызывайте вы лучше всех скорее! Больно ведь!
— А, да, сейчас! — громко затопотал по лестнице. — Ой, ё-мое, — спохватился он. — А номер квартиры-то какой? Квитанция же у Степана. Дамочка, вы не знаете?
Я разозлилась:
— Неужели не помните, откуда шкаф тащили?
— Точно не помню, — признался Петрович. — Я что, смотрел? Вроде вторая справа, а может, слева.
— Этаж-то хоть помните? — спросила я.
— Откуда ж? Говорю, у Степана была квитанция с заказом. А мне знать ни к чему.
— Тогда звоните в первую попавшуюся квартиру, — превозмогая боль, приняла на себя командование я, ибо иначе Петрович вообще с места не сдвинулся бы.
Впрочем, он и так не сдвинулся, а вступил в очередные переговоры с напарником.
— Степ, Степ, ты живой? Может, помнишь квартиру-то?
Степа промычал нечто нечленораздельное и опять умолк. Тут уж я начала орать:
— Идите скорее, иначе Степа ваш помрет. Звоните во все двери. Может, кто-нибудь выйдет. Скажите, Алиса из восемьдесят четвертой квартиры ранена.
Заключила я свою краткую речь крепким мужским выражением, на которое Петрович, видимо, и среагировал:
— А! Ща! Я мигом!
Он ушел и пропал. Я лежала, корчась, насколько позволял шкаф, от боли. Изредка тишину разрезали стоны Степана. Петровича не было. Похоже, он исчез навсегда. У меня закралось страшное подозрение. Неужели лифт внепланово починили, а Петрович в панике дезертировал. Тогда нам со Степаном долго тут дожидаться помощи. Если лифт и впрямь работает, сюда еще не скоро заглянут.
Меня начала охватывать паника. Тут как раз сверху послышались шаги. Ура! Спасение близко! Теперь, дезертировал Петрович или нет, нас все равно спасут.
Шаркающие шаги и свет фонарика приближались. Я выжидала, чтобы ненароком не спугнуть. Пусть подойдет вплотную.
— Ой, — раздался наконец мужской голос. — Да что же это творится! Все мебелью перегородили.
— Мы не перегородили, она упала, — сообщила я.
— Так сдвигайте быстрее! Чего вы ждете? Я тороплюсь. Срочно ковер нужно выбить!
— Вы что, не понимаете, нас тут придавило! — Я уже орала в голос. — Человек, может, вообще умирает, а вы тут со своим ковром!
— Если вы так кричите, то точно не умираете, — констатировал человек с ковром.
— Я не про себя говорю, а про другого.
Словно бы в подтверждение моих слов Степан застонал.
— Так вас тут двое! — только сейчас дошло до мужчины с фонариком. — И чего вы в такую тьму этот шкаф сюда притащили? Трудно подождать было?
— Я тут вообще ни при чем. Просто мимо шла, вроде вас.
— А он, значит, такой большой шкаф один тащил? — удивился и заинтересовался мужчина.
— Да какая разница! Лучше кого-нибудь на помощь позовите.
— Кого же я позову. — В голосе его зазвучала растерянность. — У меня дома только жена, а ей тяжести нельзя поднимать.
Достался на мою голову маразматик! Вот везет так везет мне сегодня!
— Любого из соседей позовите! Спасателей! «Скорую»! Хоть кого-нибудь!
Мужчина тяжело и озадаченно вздохнул.
— Это, значит, мне опять наверх подниматься? С ковром?
— Оставьте ковер свой здесь.
— Ага. А после ищи его свищи. Ладно, на этом этаже попробую кого-то найти.
Он скрылся за той же дверью, что и Петрович, а я даже не догадалась попросить его, чтобы оставил фонарик. Теперь, когда он ушел, тьма стала еще гуще, чем прежде. Мне было больно, холодно и страшно.
Внезапно дверь с треском распахнулась. Лестничная площадка наполнилась людьми, а лестничный проход залило ярким светом.
Кто-то направил на меня и на шкаф мощный фонарь.
Далее последовала длинная и насыщенная эмоциями тирада, произнеся которую новый для меня мужской голос добавил:
— Сейчас через перила перелезу и встану с той стороны, а ты, Петрович, и остальные давите сверху. Снимем шкаф со Степана и поставим на попа.
— А мне ни сверху, ни снизу нельзя, — запротестовал мужчина с ковром. — Я инвалид второй группы. Мне тяжелое поднимать противопоказано.
— Без вас справимся, — успокоил его тот, который собирался штурмовать перила, и добавил: — А может, лучше шкаф в угол развернуть?
— Не вздумай, туды-сюды, в угол! — возопил Петрович. — Я ж уже, блин, объяснял: в углу под им дамочка валяется. Видать, тоже теперь без сознания. Слышь, молчит. А раньше-то как орала.
Я сочла своим долгом сообщить, что пребываю в сознании и полностью готова к спасению.
— Живы, и слава Богу, — коротко отреагировал мужчина с фонарем. — Ладно. Лезу.
Пристроив фонарь на какой-то штырь, торчавший из стены, он быстро перебрался на мою сторону баррикады и начал командовать:
— Раз, два…
Я сочла необходимым предупредить:
— Осторожно, у меня тут нога!
— Вы лучше лежите и не двигайтесь, — грубо оборвал меня он.