Сестры вообще почти все были против, несмотря на жесткий мамин матриархат. Своевольная Иза даже попыталась подсунуть ей зелье, чтобы избавиться от ребёнка. Мама с сестрой тогда окончательно рассорились, потому во время родов Иза и не присутствовала, несмотря на опасность для жизни матери. Мой брат, Ерик, родился пухлым и здоровым мальчиком, роды прошли на удивление хорошо. Ирис хорошо справилась, ни у мамы, ни у мальчика не было осложнений, а папка ушел в паяный загул на целый месяц, нас вся деревня поздравляла. Сестры изменили свое мнение о ребёнке. Все, кроме Изы. Она даже не приехала на него посмотреть, заявилась лишь спустя два месяца и то по делам Провидицы. Именно тогда случился маленький инцидент, после которого меня срочно отправили учиться на зельевара. Мама ушла ругаться с Изой на улицу, а Ерик разревелся, услышав ее крики. Я, зная ее характер, принялась его успокаивать. И песенку пела, и укачивала, и бутылочку с молоком давала, ничего не действовало. Именно тогда, я решилась впервые взять его на руки, он, кстати, сразу успокоился и беззубо мне улыбнулся. До сих пор помню, какой он миленький, как махал своими маленькими ручками и пускал пузыри ртом. Малыш затих, и все было хорошо, пока в дом не вернулась мать с сестрой.
– Что ты делаешь? – вопрос матери, заданный со странной интонацией, заставил оторвать взгляд от ребёнка.
– Он заплакал, я его пыталась успокоить и…
– Отдай! – истерично выкрикнула мама, протягивая к ребёнку руки, доводя его снова до слёз. – Кому сказала: отдай!
– Мама! – воскликнула Иза, когда мать, не дождавшись от меня хоть какой-то реакции, силой выдирает ребёнка из рук.
Ерик плачет, заливается слезами, а она, даже не пытаясь утихомирить, держит его одной рукой и сверлит меня глазами полными ненависти.
– Я просто хотела его успокоить, – все ещё пытаюсь оправдаться, не понимая, чего такого ужасного успела натворить, – он же мой брат.
– Ты… ты….
– Мама, не надо, – пытается ее остановить Иза, пока Ирис пытается забрать из рук матери перепуганного младенца.
– Ты, чертово отродье, я же сказала тебе не трогать ребёнка! – кричит она так, что перекрикивает ребёнка.
Ирис выхватывает малыша и испуганно прижимает к груди, а затем по кивку Изы выходит из комнаты в спальню, пытаясь его хоть немного успокоить. Мать не обращает на это никакого внимания, ей сейчас куда важнее накричать на меня.
– Как только ты родилась, я знала, что ты такая же! Мой дар, моя жизнь и здоровье, тебе этого мало? Ещё и моего ребёнка захотела? – ее крик похож на истерику, кажется такое состояние называют послеродовой депрессией.
– Мама, успокойся! – кричит на нее Иза, пытаясь удержать, но мать вырывается и останавливается лишь в шаге от меня.
Из ее рук сыплются искры, это плохой признак, маме нельзя колдовать, она так и умереть может.
– Мама! – вскрикивает Иза, когда женщина с размаху дает мне пощёчину.
Мне больно не от удара, а от слов: «Лучше бы я тебя не рожала!». Ее руки все ещё искрят, но знаю, одним ударом она не ограничится. Заношу руку для ответной пощечины, и это вводит мать в шок. Если от ее пощёчины я только отвернулась, то от моей всего лишь угрожающе поднятой руки она упала на колени. Смотрит на меня с большим удивлением, как и сестра, они даже сказать ничего не могут.
– Ты что пыталась сделать? Пенелопа?! – кричит она, а я внутри радуюсь уже оттого, что она назвала меня по имени.
– Семья, – стараюсь говорить спокойно, но получается плохо, голос подводит, – место, где тебе всегда рады, где любят и ждут, что бы ты ни сделал, в какую бы историю не встрял. Где всегда помогут и поймут, что бы ни случилось, где люди, которые всегда будут на твоей стороне. Так почему вы не на моей стороне?
Замолкла, чувствуя, как внутри все дрожит. Ещё немного и банально расплачусь, но не даю себе этого сделать. Мама сверкает на меня зелеными глазами, но молчит, тяжело дыша. Опускаю дрожащую руку, прячу в карман потрёпанной домашней юбки.