Маша надулась, но Громов, засунув руки в карманы брюк, уже осанисто возвращался за свой стол.
- Не повезло ж тебе с братом, - сказала я, отворачиваясь, чтобы не видеть миловидное личико новенькой. – На некоторых людей просто никогда нельзя положиться. Как хорошо, что в нашей подгруппе теперь все на своих местах. Правда, Антон?
Мы разошлись по своим делам. Маша еще немного поныла, но я убежала на дополнительные по химии, так что мне не пришлось больше выслушивать ее очередные домыслы насчет моего слишком легкого поведения. Что за глупости, думала я, добавляя в раствор сульфата меди аммиак и наблюдая, как содержимое пробирки синеет: если бы люди, совершая что-то очень плохое, также меняли цвет, кое-кто уже давно бы постыдился выходить на улицу. И этот кое-кто – точно не я.
Прежде чем отправиться во двор, я написала Антону, чтобы отменить встречу. Он ответил быстро, в течение пары минут, и со спокойной совестью я убрала телефон в карман. На улице уже похолодало – пришлось натянуть капюшон пальто повыше, пряча волосы от стоящей в воздухе влаги. Они пушились, даже не дождавшись дождя.
Когда за воротами за рукав схватила знакомая рука, я порадовалась, что тень от капюшона скрывает, как предательски растянулись губы в улыбке. Громов утащил меня поближе к мопеду, спрятанному под низко свисающими ветвями ольхи. На них еще сохранялась зелень, так что маскировка не была бессмысленной. Он оперся о сидение, но рук не разжал, сцепляя их за моей спиной в замок.
- Так можно и до приступа довести, - сказала я не всерьез, втайне умирая от желания смахнуть с его лба непослушные пряди. Из-за них я никак не могла рассмотреть его глаз. – Что тогда станешь делать?
- Искусственное дыхание, - буркнул он недовольно, и я все же позволила себе к нему прикоснуться. Он ткнулся мне в ладонь, только я ее поднесла, и замер на пару секунд, словно привыкая. – Долго ты еще будешь надо мной измываться?
- Уговор был на две недели. Так-так, прошло всего три дня. Как у тебя с математикой?
- Ты злопамятная.
- А ты дурак.
Не слушая, он сгреб меня в охапку, устраивая мой подбородок на своем плече.
- Замерзнешь еще, - деловито сообщил, прижимаясь виском к капюшону. – Кто проект тогда будет доделывать?
- Иванов? – Хотелось рассмеяться до судороги, потому что он дернулся, как будто я подсадила ему в карман куртки тарантула, но я прикусила губу и сдержалась. – Зря ты так с ним, хороший же.
- Еще раз увижу рядом – прибью парня.
- Мы вообще-то в одном классе учимся…
- Неважно. – Он помолчал, прежде чем глухо добавить: – Хочу уже, чтобы все закончилось и началось по-настоящему.
Мне бы порадоваться тому, как он ломал себя, но стоило чуть повернуть голову и упереться носом в горячую кожу – и весь мой щит из ехидства и сарказма падал к его ногам. Никогда не могла устоять перед Пашкой Громовым.
- Два года назад ты отверг мои чувства и с того дня превратил мою жизнь в ад. Каждую нашу встречу ты долго и нудно добивал меня, пользуясь моей слабостью. Я могла бы в отместку придумать наказание гораздо жестче, но ты не можешь выдержать даже каких-то две недели!
Он немного отстранился и легонько подул мне на лицо, заставляя зажмуриться.
- Я потерплю, - серьезно сказал он, целуя в кончик носа, а на самом деле ставя обжигающее клеймо. – Ты увидишь – я уже не тот придурок, что раньше. Но не играй со мной, Веригина, мои чувства к тебе не шутка, от которой можно просто отмахнуться.
- Не буду, - как заколдованная, прошептала я.
Я ждала поцелуя, но вместо этого он отодвинулся еще дальше, чем-то шурша, после чего в лицо мне ткнулось прохладное, щекотное и душистое – цветы… Должно быть, он прятал их под курткой – букет примялся, но все еще оставался самым романтичным жестом, на который Громов когда-либо шел ради меня.
- Ты теперь моя девушка, привыкай, - усмехнулся он, глядя, как я прячу румянец за цветами. Он видел меня насквозь, словно опьяненная чувствами, я становилась бесплотной.
- Четырнадцать минус три – это одиннадцать, Громов. Ты же не думаешь, что таким подхалимским способом скостишь пару дней?
- Ты просто заноза в заднице, Веригина.
Он перекинул ногу через сидение и нажал на стартер, разбавляя осенний вечер раскатистым тарахтением.
- Надень, - протянул мне шлем, сам набрасывая на голову капюшон от куртки.
- Кажется, твоя сестра нас раскусила, - сказала я, щелкая застежкой и усаживаясь позади. Цветы я расположила между нами, но Громов потянул меня за руки, сам укладывая их у себя на животе, и букет опять сплющило. – Сегодня весь день донимала меня расспросами. Она прибьет нас, когда узнает.
- Одиннадцать дней, Веригина. Одиннадцать дней – и ты никуда от меня не денешься.
Как будто я могла спрыгнуть на полном ходу…
Я ненавидела Пашку Громова. За ужасный характер, задиристость и длинные пальцы, которыми он щелкал пред моим носом всякий раз, как я хотела забыть о нем – просто чтобы продлить мои мучения. Я ненавидела многое, но как же хорошо, что гораздо большее в нем я любила.