— Везите меня домой, — скомандовала, когда на меня натянули одежду из мягких тканей, кожа отвыкла от одежды и теперь было такое ощущение, что терло повсюду, где только можно.
В зеркало принципиально не смотрела, да и на руки свои боялась посмотреть, не то что потребовать зеркало. Отражение себя я видела в жалостливых взглядах медсестры, пыталась поймать в глазах Льва. Но брат тот еще жук. Лицо его не выражало абсолютно ничего. Прямой взгляд, ни жалости, ни сострадания, ни отвращения. Вот и какая я, пойди пойми.
Мила, как только зашла, вдруг всхлипнула, закрыла лицо руками и убежала из палаты, Генрих остался, правда избегая моего взгляда.
— Сейчас я распоряжусь насчет носилок, — сказал Дима, но Лев остановил его взмахом руки.
— Эту тощую особу донесу сам, — и он подхватил меня на руки, одну мою руку положил себе на плечо, вторую, чтоб не болталась уместил мне на живот, рукой сделала попытку уцепиться ему в плечо. — Ну все сеструха, держись, я тобой теперь лично займусь, — тихо выговаривал он мне, широким шагом шагая по больничному коридору. — У меня и план разработанный есть, и комната розовая должна поспособствовать твоему выздоровлению. Я сделаю из тебя богиню, моя Галатея.
— Ты что несешь, — шипела, дико вращая глазами, даже шея не хотела мне подчиняться, настолько ослабла.
— А то, что теперь я твой тренер, лечащий врач, твоя сиделка и прочее, прочее, сразу предупреждаю! Уж извини свое чувство стыда придётся засунуть тебе куда-нибудь подальше, у меня на тебя долгоиграющие планы, девочка. — и братик не то чтобы больно, но очень чувствительно ущипну меня за задницу.
— Ой, — взвизгнула я, — больно же. Дядя, он дерется, — пожаловалась уже в машине.
— Лев?! — реакция последовала тут же.
— Папа, я ее воспитываю, — брякнул Лев и снова ущипнул меня чуть пониже спины.
— Я отомщу тебе, — попыталась дернуться, да вот только бесполезно.
— Конечно, конечно, — заверил меня мой верный друг, — как только, так сразу.
Во дворце со страхом ожидала, когда меня внесут в розовый ужас. Со Льва станется, я точно знаю. Поэтому, как только меня занесли в комнату, я первым делом зажмурилась и открыла глаза после того, как меня не очень-то и ласково уронили на постель.
— Тощая, тощая, а кости тяжелые, — проворчал Лев, открывая шторы, окна и впуская свежего воздуха. — Вот тут ты теперь будешь обитать, прости, но сделал все по своему вкусу, придешь в себя переделаешь.
Я с изумлением огляделась. Широкая кровать с бортиками, у лица подвешено какое-то приспособление.
— Это что? — указала глазами я на висевший передо мной треугольник.
— Это, чтобы ты могла сесть, когда руки научишься поднимать.
— Угу, — буркнула и с трудом повернула голову вправо.
Комната была золотистой в бежевых тонах, никакого намека на розовый, да и намека на девичью не было в ней от слова совсем. Комната больше напоминала спортзал. С каким-то приспособлениями, тренажерами, палками.
— А ты ничего не перепутал? — проблеяла испуганным голосом, — где мои куклы, плюшевые зверята, зеркала, гардероб с платьями, в конце концов!
— Гардероб тебе понадобиться не раньше, чем через полгода, ходить будешь пока в этом, — и Лев вытащил нечто похожее на пижаму или домашнюю одежду, ну на худой конец, если за уши притянуть на спортивный костюм. В довесок шел плотный топ и ужаснейшие трусы, напоминавшие мне панталоны. Лев с удовольствием потряс трусами перед моим ошарашенным лицом.
— Прелесть, правда? В туалет хочешь?
Я застонала, понимая, что теперь в туалет мне придется как-то ходить самой и никакой кокон теперь не поможет. А ведь я еще мечтала помыться.
— Сейчас я сделаю тебе ванну, — словно прочитал мои мысли Лев.
— Ээээээ, Лев, сиделка, я надеюсь, женщина?
— И не надейся, — отреза мой двоюродный братик, — твоя сиделка я. Быстрее выздоравливать будешь. — но увидев ужас в моих глазах, смягчился, — Ты думаешь я голых девушек не видел. Видел и ни раз. Как-нибудь тебе расскажу, какой подарок мне сделала папа на мое шестнадцателие. Потом, я — врач! Будущий! Ты — моя дипломная работа!
— Нееет, — простонала я, — Лев, ты не сделаешь это, я потом не смогу смотреть в твои глаза. Я же девушка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Для меня ты — пациент! — отрезал Лев, — ты бы знала, каких трудов мне стоило уговорить родителей ставить на тебе эксперименты. — закряхтел он, а потом развернулся и вовсе вышел, чтобы не слышать моих причитаний.
Минут через пятнадцать, когда я почти смирилась с создавшимся положением, торжественно огласил, появляясь в комнате с пушистым огромным полотенцем в руках: