Но вернёмся к сути вопроса: учителя ставят детям оценки, как бог или чёрт на душу положит, и это нормальная для них практика. Поэтому оценка не является и не может являться в данной системе объективным показателем уровня знаний и умений учеников. Так чем же тогда зачастую является оценка на самом деле? 1) Субъективным отношением учителя к работе и личности того или иного ученика. 2) Оценка была и остаётся оружием учителя, т. е. средством достижения личных целей учителя. И месть несговорчивому ученику здесь не на последнем месте. Если есть ученики, которые не нравятся учителю, чем-то ему неприятны, неудобны, например задают лишние, т. е. неудобные для учителя вопросы на уроке, или грубо разговаривают, или родители этого ученика отказались сдать определенную сумму денег на определённые нужды учителя, — то учитель может мстить и воздействовать на поведение таких учеников плохой оценкой. И это делается на каждом шагу. Или это же самое оружие используется в обратных целях, когда учитель знает, что у ученика богатенькие родители, потенциальные спонсоры школы, класса и самого учителя, — тогда учитель, наоборот, не стесняется завысить такому ученику оценки, дабы порадовать родителей, расположить к себе и раскрутить на ремонтик, технику, новый себе письменный стол и т. п. Не стоит недооценивать способности этого оружия — оценки, оно, как видите, многофункционально и действует и в моральных, и в материальных аспектах. А ещё зачастую учитель занижает оценки ученикам, дабы создать потребность родителей отдать свое чадо на дополнительные платные занятия с этим учителем. При этом учитель будет играть роль благородного благотворителя: «Мне не очень удобно, да и времени нет, но я что-нибудь придумаю, ребёночку, конечно, надо помочь».
Придя работать в государственную школу, я столкнулась с одним учеником, который постоянно говорил мне, что я хочу «завалить» его и занижаю ему оценки. Зная себя насквозь и то, что такими вещами я не занимаюсь, я никак до поры до времени не могла понять, почему он так уверен в том, что я его «заваливаю». Пока не увидела, что это делают другие учителя. Видимо, испытав это на себе не раз от других учителей, он поэтому и меня подозревал в том же. Потом со временем я ему доказала, что отношусь к нему не хуже, чем к другим ученикам, при этом, обратите внимание на эту деталь, не завышая ему оценки (за год работы он как начал с тройки, так ею и закончил). То есть мне не надо было завышать оценку ученику для того, чтобы показать ему свое нормальное отношение. Оценка у него осталась та же, а его мнение о ней и обо мне как учителе изменилось. К своей радости, я обнаружила, что мне не нужно пользоваться оценкой как оружием для достижения своих целей. В моём учительском арсенале есть много других хороших средств: внимательное отношение, честность, искренность, понимание, творческий подход в работе, доброе слово…
А ещё оценка для учителя — это показатель его личного престижа. Считается, что у хорошего учителя не должно быть троек. Что же делают «заслуженные, многоопытные» учителя — они намеренно поголовно завышают своим подопечным оценки, создавая мыльный пузырь своей педагогической гордости, дескать, вот как я их всех (даже самых слабых) хорошо обучила. Враньё. Я работала с такими училками, с их учениками и всегда видела там беспробудных троечников, превращаемых ими в хорошистов и даже отличников. Яже двоим из моей группы поставила тройки по результатам года. Что тут началось! Ко мне прибежали разъярённые родители: «Как тройка, откуда тройка, а по другим предметам хорошие оценки, значит, это вы виноваты, вы не научили!» Мне, как всегда, помешало хорошее воспитание — я не смогла сказать правду «Вы же знаете, что те оценки завышенные, нарисованные для красоты и престижа училки». Нет, и я могу немного завысить оценку там, где это необходимо ребёнку, где это, скажем, поможет ему поверить в себя, но не для себя, любимой. Есть детки очень неуверенные в себе, очень робкие и застенчивые, что мешает им полноценно работать в школе, на уроках, особенно в наше время тотального воспитания агрессивности-активности-лидерства, но они старательные, имеют определённые таланты, пусть не совсем раскрывшиеся и яркие, так вот, таким детям я всегда готова поставить четыре с минусом вместо тройки, потому что я знаю, что этому ребёнку тройка обрежет крылья, он будет подавлен и будет учиться хуже, чем мог бы. А есть ученики просто бездельники — таким я никогда на завышу оценку, даже если он выжимает из себя слезу, даже если прибежит со скандалом вся его родня. Но подавляющее число училок завышают оценки в угоду себе и в ущерб ребёнку и/или идя на поводу скандальных родителей. В то время как незаслуженная четвёрка или пятёрка так же пагубна для ребёнка, как и незаслуженная тройка вместо четверки. А кого это волнует, кроме двух-трех «калек», как я? Им — училкам — всё это просто смешно: ребёнок, как скажется на нём выставленная оценка?! Ой, умора!… Если бы не было так грустно.
Оценки и то, как они выставляются, было первым сильнейшим омерзением при знакомстве с госшколой. В частности, когда я узнала о том, что многие и многие учителя боятся скандальных родителей и, дабы избежать скандалов, разборок, завышают оценки их детям, своим ученикам. Я не идеализирую советскую систему образования, потому что знаю, что и в ней было достаточно лицемерия: и оценки занижали и завышали кому когда надо, и обижали учеников, — но теперь эта система стала более лицемерной. Объясню почему. Раньше, если ребёнок учился по предмету на два, то ему и ставили два, а теперь, когда такой же ребёнок учится на два, ему ставят три, и только три. Сегодня двойки — нежелательные друзья, даже угроза уже для самой школы, для её престижа, а значит, для вопроса родительской-спонсорской подкормки (и личного обогащения её руководства). Подкормки, которая в вопросе выбора между каким-то там учеником-двоечником и, допустим, личным благосостоянием директора понятно в какую сторону склонит чашу весов. Налицо обман: учительница не научила ученика на тройку (удовлетворительное знание предмета), а научила его на два: например, не научила во втором классе ребёнка читать. Но ставит она всё же три и зачастую даже не столько ради хороших показателей, ради красивых отчётов успеваемости класса, сколько как оценку самой себе. Ведь среди учителей есть и такое понятие, что учитель ставит оценку не только ученику, но и себе самому за свою работу (что само по себе верно, если бы учитель не обманывал и себя самого, и ученика). А ведь дети часто замечают, когда некоторым их одноклассникам завышают оценки, и теряют уважение и к учителю, и к школе в целом, и, впоследствии, к самой оценке своих действий как таковой — оценке тебя людьми, с одной стороны, и твоей оценки окружающих — с другой, к доверию, к порядочности и т. д. (плодя потом пороки лицемерия и равнодушия, корысти и пресловутой коррупции и др.).
Но не только завышения имеют место быть. Оценка, как инструмент, может применяться учителем и в другом направлении, в решении других собственных задач и интересов. Например, как я уже говорила, в качестве репрессивного инструмента. Я, будучи хорошисткой в школе и всегда переживая за свои оценки, была удивлена, став учителем и узнав о том, что многие ученики сегодняшней средней школы совершенно спокойно относятся к своим тройкам в четвертях и за год, они не расстраиваются, «не парятся». Почему? Да потому, что знают, что оценка — это во многом прихоть учителя. Испытав несколько раз несправедливость (на себе или видя это по отношению к другим, к товарищу), они потихоньку привыкли к этой системе необъективности в оценке их деятельности, и так как не могли изменить это, то стали относиться к этому «философски», т. е. равнодушно. Мне пришлось много постараться, чтобы объяснить детям, почему они получили такие, а не другие отметки, но я уверена, что не все из них мне поверили искренне, а именно — я обнаружила тот факт, что дети не доверяют учителям, совсем. Это не голословное утверждение. Не раз подростки говорили мне о несправедливостях, которые они вынуждены терпеть от учителей. Поначалу я не очень верила им, но потом по мере того, как лучше узнавала учителей, о которых они рассказывали, лучше узнавала порядки, принятые в школе, я постепенно стала верить рассказам учеников, воочию убеждаясь, что они говорят правду (хоть и не всегда и, главное, далеко не всем).