- Как бы там ни было, ты отправишься со мной.
- Кто тебе такое сказал?
- Смотрю, ты неплохо проводила время, - не обращая внимания на мою последнюю реплику, Алекс из ниоткуда достал журнал с моим лицом на обложке. – Ты тут такая счастливая, до невозможного красивая. И невероятно чужая.
- И что? – В вопросе невольно прозвучал вызов.
- А эльф, с ним как было – приятно? После того дерьма, в которое он тебя макал, ты с ним спала. Не противно? – Не замечая моих ответов, продолжал говорить Мастер.
Отвечать не стала. Резко сдернула покрывало, поднялась, зажгла настольную лампу. Только бы на миг увернуться от его горящих ненавистью глаз.
- Я свободный человек. И моя личная жизнь тебя больше не касается.
- Отомстить решила? За тот чертов минет? – Он больно схватил меня за руку, развернул к себе, наклонился. Теперь мы оказались нос к носу.
Зря он вспомнил о Рыжей и о том вечере. Зря он решил меня в чем-то обвинять. Он вообще зря сюда пришел.
- Плевала я на тебя и твоих баб. Мстить такому подонку как ты – себя не уважать.- Слова прозвучали оглушающе громко. Сказала презрительно, надменно и сама удивилась собственной выдержке. Хотелось завыть, сползти по стеночке от одного только упоминания того вечера. Но я стояла и смотрела ему в глаза.
Мастер стиснул губы, его рука, сжимающая предплечье налилась тяжестью и я отстраненно подумала, что он вот-вот ее сломает. Боли не чувствовала. По венам носился адреналин.
- Шлюха, - зло выплюнул он, а я, закинув голову, заливисто засмеялась.
- Раз так, пусть, - с этим непонятным высказыванием, Алекс легко толкнул меня в грудь и я упала на кровать.
Он навалился сверху и разорвал ночную рубашку.
- Прекрати! – Попыталась оттолкнуть, но он сжал мне руки, закинув их за голову.
Второй рукой сдвинул трусики и грубо прикоснулся.
Я выгнулась дугой, пытаясь его сбросить, замотала головой и зло зашипела:
- Не смей!
Он поднял на меня полубезумный взгляд и укусил за губу. Кровь потекла по подбородку.
- Перебираешь? Ты ведь шлюха, но как по мне, слишком для этого гордая. Шлюхи не должны походить на королев.
Он спятил. По-настоящему. Так мне показалось в тот момент.
Дорвав окончательно рубашку, больно сжал грудь, а я вдруг поняла, что получаю самое настоящее удовольствие. Разумеется не от насилия над собой. Это было удовлетворение от его фанатизма. Я приказала себе смотреть в его лицо и запоминать.
«Смотри» - думала я. - «Запоминай этот сумасшедший блеск в глазах. Он делает больно тебе назло: его гордость уязвлена, ему неприятно осознавать, что ты была с другим. Он щипает и кусает до крови потому что ему самому больно»
И эта мысль меня необычайно воодушевила. Вот она – месть. Его боль в глазах, одержимость моим телом, голодные поцелуи.
Вероятно, мы сошли с ума еще очень давно. Я – после того, как увидела его с прийей, а он после моей смерти. Отношениями никак нельзя назвать то, что происходило с нами. С самого начала это были мазохистские пытки. Нездоровые, больные и лишенные всякой логики отношения. Сумасшедшее влечение – запретное, непреодолимое. Он – проживший тысячелетие маг, а я – его приемная дочка. Не было никакой влюбленности. Он просто хотел, а я давала. И все что из этого получилось – сумасшедшая одержимость, что теперь читалась в его глазах. Что читалось в моих – не знаю. Я смотрела на него и улыбалась. Он уже был близок к тому, чтоб изнасиловать меня в прямом смысле слова, как вся эта абсурдная, невероятная ситуация меня до страшного возбудила.
Подалась к нему, в ответ укусила за губу до крови. Протолкнула язык к нему в рот и стала целовать. Яростно, бешено. Наша кровь перемешалась, вкус у поцелуя был железным, ржавым, но это только подхлестывало меня прижиматься к нему теснее, толкаться глубже. Он отпустил мои руки и я вцепилась ему в волосы. Стала на колени, провела ногтями по его груди, оставляя кровавые борозды. Когда он перевернул и вошел в меня, хрипло застонала. Он двигался резко, больно. Вбивался в меня, намотав на руку волосы, жестко их натягивая. От этого бешеного напора у меня закатились глаза. Я орала, кусалась и царапалась.
Когда мы оказались лицом к лицу, а мои ноги он закинул себе на плечи - не переставая двигаться, то наклонился, его волосы упали мне на лицо, и глядя прямо в глаза, он сказал:
- Ты шлюха, боги, какая же ты шлюха.
В ответ я запрокинула голову, закусила губу и выгнувшись дугой, кончила. По другому и не скажешь – я вся тряслась, кричала не переставая, и мысли в голове были такими бесстыжими, что никаким цензурным словам там не было места.
Не помню как, но я забралась на него верхом. Его лицо было в крови, мое, должно быть выглядело не лучше. Пот градом лил по спине, но я не останавливалась.
Когда я подошла к следующему оргазму, то не помня себя, зашептала ему в губы:
- Ненавижу тебя, ты монстр, самый настоящий изверг. Ненавижу! – А после отхлестала его по щекам.
Это был марафон. Кровавый и жестокий. Продолжая говорить друг другу гадости, мы кусались, щипались и всячески делали друг другу больно. Наверняка со стороны это выглядело дико, первобытно и жутко. Но мне было плевать. Даже если бы на нас смотрел весь мир, я не остановилась бы. Как приятно было видеть в его глазах страсть и голод. Как непередаваемо сладко было ощущать его муки.
На рассвете, когда я уже едва держалась, смогла сказать самое главное:
- Никогда тебя не прощу. Никогда не буду твоей.
И услышала в ответ:
- Грязная тварь, что ты делаешь со мной? Я отдал за тебя душу.
Он до боли прикусил мне шею, в очередной раз бурно содрогнулся, а я отключилась.
Проснулась одна. За окном ярко светило зимнее солнце. В комнате было светло, все так же горел ночник. Потянулась всем телом, наслаждаясь тем, как приятно заныли мышцы. Простынь и наволочки оказались испачканы бурыми следами. Скинула их на пол и пошла в душ. Смыв с себя засохшую кровь и порядком взбодрившись, порадовалась, что теперь на мне раны заживают как на собаке. Будь иначе, страдала бы от укусов, засосов и фиолетовых синяков. Ночь вспоминалась ярко, но при свете дня воспринималась как нечто фантастическое.
Зайдя на кухню, увидела свернувшегося бубликом кота. Погладила его, а он зевнул, широко раскрыв пасть – высунув шершавый язык и показывая ребристое нёбо.
- Жаль, что ты не можешь разговаривать. Я бы тебе много чего рассказала. И кто знает, возможно ты дал бы мне пару дельных советов. Потому что я сама ни в жизнь не разберусь во всем этом дерьме.
Кот только прищурился. А жаль.
Поставила чайник, переоделась, привела волосы в порядок и только потом увидела лист бумаги, прижатый к холодильнику магнитом. На нем крупным твердым почерком значилось: «Путешествуй. Только не радуйся – я тебя не отпускаю. Где бы ни была – найду. Денег не предлагаю – с такими выдающимися способностями не пропадешь. Но если все же станешь нуждаться, знаешь где меня найти. С нетерпением буду ждать когда приползешь – вряд ли смогу отказать себе в удовольствии понаблюдать за твоим возвращением в стиле «блудной дочери». До встречи». Подписано было размашистой заглавной «М» с витиеватыми закарлючками.
- Вот гад! Ты видишь, что творится? – Сунула под нос коту записку, а потом швырнула ее на пол.
Кота я оставила себе – попросту украла. По правде говоря, его даже не искали. А может, я просто не слышала. Купила ему перевозку, новый ошейник и сухого корма про запас. Назвала Велесом. На кличку зверь отзывался, при этом смешно топорщил усы и я могла поклясться, что в его желтых глазах мелькала насмешка.
После шальной ночи прошла неделя. Я провела ее лежа на диване и обдумывая план.
Дальнейшая жизнь виделась размытым, невнятным пятном. Не было цели. В ней не было никакого смысла. Все, на что меня хватало – пялиться в потолок. Боль отупляла. Она не была такой острой как раньше, она словно приспособилась, обрела новые грани. И это пугало. Похоже, мне никогда не избавиться от этой суки.