И Демид остаётся. Принимает душ и бесконечно смущает меня, расхаживая в одном полотенце. Знает, какой эффект на меня его тело производит, в какие оттенки красного вгоняет моё лицо и будто бы специально издевается.
Мне хочется ему отомстить, и я, вспомнив дурацкую статью из журнала, надеваю рубашку Демида. Тоже провоцирую. Что, Лавров, думал я совсем дурочка? Знаешь ли, в интернете всему научиться можно, обо всём узнать. О том, как на мужчин действуют девушки в их одежде, тоже. И, сдаётся мне, не врут статьи — вон как Лавров загорелся весь.
— Блин, Яся… — он растерян, а в глазах голод.
— Один-один! — победно смеюсь и будто бы специально именно в этот момент рубашка задирается, оголяя моё бедро.
На это место ложится рука Демида, он не даёт мне оправить ткань. Гладит медленно и, наклонившись к уху, говорит хрипло:
— Кажется, мы хотели посмотреть фильм.
— Да? Совсем забыла.
У меня дрожат руки, когда на ноуте открываю приложение онлайн-кинотеатра. Буквы пляшут перед глазами, я не могу ни одного названия прочесть, когда ладонь Демида перемещается ещё чуточку выше.
Мы сидим на моей кровати, в коленях тихонько жужжит ноут. Демид плавно перемещается за спину, усаживает меня между своих бёдер, укладывает на грудь и сам тычет в первый попавшийся фильм.
— Расслабься, — издевается этот хам. Как я могу расслабиться, если его губы задевают мою шею, и от этого пальцы ног сами по себе подгибаются, я им не хозяйка! Как и всему своему телу, которое буквально плавится под его руками и своей жизнью живёт, со мной не советуясь.
Вот скажите, зачем мне мозги, если они не властны над телом?
Да что ж такое со мной рядом с ним происходит? Гормоны, что ли? Или не только они?
Демид гладит мои бёдра, поднимается вверх, касается кожи сквозь ткань, но это не преграда для его тепла, от которого сгораю. Мне в поясницу упирается что-то… что-то конкретное, сигнализирующее, что для Демида его касания не проходят даром. Он тяжелее дышит, температура в комнате взлетает до критической отметки, и с каждым мгновением мне всё сложнее сдерживаться. Ёрзаю, Димид сдавленно шипит, когда невольно задеваю его возбуждение.
Так, нельзя шевелиться, если нарваться не хочу. Или всё-таки хочу? Запуталась!
— Кажется, фильм не очень интересный, — заключает Демид и сильно сжимает мои бёдра, придвигая ближе к себе. Вжимает в свою грудь, а мою в следующий момент накрывает ладонью. Играет, гладит, дразнится. Доводит до черты и снова на шаг отступает. — Я хочу, чтобы ты была готова. Чтобы сама захотела. Я готов подождать, сколько скажешь.
— Тебе сложно терпеть?
— Адски сложно, — снова губами мою шею задевает, перемещается на затылок. — Но я мальчик взрослый, справлюсь.
— Даже думать не хочу, каким образом взрослые мальчики справляются с напряжением, — фыркаю, а в висках от желания пульсирует.
— О, я бы мог тебе рассказать, — в голосе слышится усмешка. — Даже показать мог бы, но не хочу пугать. Но и плюс есть.
— Какой?
— Ни разу в жизни я так часто не принимал душ. Чистота, знаешь ли, залог здоровья.
Когда до меня доходит смысл его намёков, — ахаю и хлопаю его ладонью по плечу, оставляя на коже красный след. Пошляк.
— Драчунья, — перекидывает мои волосы на плечо, прикусывает кожу, и от этого внизу живота горячий узел скручивается. Хочется ещё, и я бесстыдно требую продолжения, и вскоре наши игры заходят слишком далеко. Ещё чуть-чуть и обратной дороги не будет, но мне кажется, что если Демид остановится, оставит меня сейчас одну, не выдержу.
— Ты уверена? — Демид склоняется надо мной, лежащей на спине, и между нами ни одной преграды. Кожа к коже, тело к телу, и нет свободного пространства, но хочется ещё ближе быть.
— Я ни в чём не уверена, — между словами его лицо поцелуями покрываю, и он сдаётся: обрушивается на моё тело горячими поцелуями. — Но я люблю тебя… и хочу…
— Всего-всего хочешь?
— Всего-всего…
Это звучит как взрыв, как финальная точка, после которой всё закручивается с бешеной скоростью.
Обещания быть осторожнее. Хриплые вздохи, одни на двоих — не разобрать, где чьи. Горячее дыхание, раскалённый воздух, которым невозможно дышать. Широкие ладони на бёдрах, мои ногти, оставляющие метки на широкой на спине. Лёгкий укол боли, остановка, позволяющая привыкнуть, осознать что-то. Толчки, сначала робкие, с каждым разом они становятся всё напористее. Резче и глубже. Глупые слова на ухо, стоны, летящие к потолку, растворяющиеся в поцелуях. Капельки пота на лбу, в ложбинке груди, отметки на рёбрах.
Нет преград и смущения. Нет прошлого и разочарований. Будущее лишь призрачно, но есть настоящий момент, в котором слишком хорошо, чтобы поверить в его реальность.