– Он быть живой, – прорычал хорт. – А ты можешь уходи.
Хали не смел пошевелиться.
– Ты слышишь, человек? – голос его был спокоен. – Ты свободен. Уходи.
Монах поднял глаза. Сероликий смотрел на него сверху, на его щеке уже засохли несколько капель чужой крови.
– Уходи.
Хали еще раз посмотрел на онемевших рабов. Затем повернулся и сделал короткий шаг. Затем еще один. Затем еще. И еще. Монах шел медленно, не веря тому, что происходит.
О Солнцеликий!
Убереги душу мою
На пути моем,
И освети путь мой,
И укажи дорогу.
И отдам я себя
Миру твоему,
И да прибудет слово твое
В мире твоем законом.
Прими душу мою
В стенах твоих чертогов.
Хали шептал молитву. Он не боялся. Шел, выпрямив плечи и подняв голубые глаза к утреннему небу. Шел, пока одинокая стрела не ударила в спину. Монах наклонился и упал, а среди скал вновь воцарилась тишина. Лишь одинокая птаха продолжала щебетать где-то у родника.