Она положила на стойку мешочек из овечьей шкуры. Сокровища внутри него заиграли звонкую мелодию, но звучали они отнюдь не как монеты. Если бы вы были дантистом, то догадались бы, что крошечный оркестр внутри мешочка состоял исключительно из человеческих зубов.
Она сделала паузу перед тем, как заговорить. Нужно было произнести слова, которые она так долго учила, что они начали ей сниться.
– Мое подношение для Пасти.
Мужчина посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом. Мия попыталась не выдать свой испуг и унять дрожь в руках. У нее ушло шесть лет, чтобы зайти так далеко. Шесть лет крыш, подворотен и бессонных неночей. Шесть лет пыльных фолиантов, кровоточащих пальцев и пагубного мрака. Наконец-то она стояла на пороге, всего в шаге от восхваляемых залов Красной…
– При чем тут Пашть? – моргнул владелец.
Мия стояла с каменным лицом, несмотря на жуткие кувырки, которые совершали ее внутренности. Обвела взглядом бар. Расхитители гробниц согнулись над картой. Группа местных зевак играла в «шлепок» заплесневелой колодой карт. Женщина в вуали и одеянии песочного цвета рисовала узоры на столе чем-то похожим на кровь.
– Пасть, – повторила Мия. – Это мое подношение.
– Пашть мертва, – нахмурился владелец трактира.
– …Что?
– Она умерла еще четыре иштинотьмы тому нажад.
– Пасть, – девушка нахмурилась. – Мертва. Вы с ума сошли?
– Это ты помянула мою штарую покойную матушку Паштию, девочка.
Понимание постучало ее по плечу и сплясало веселую джигу.
Та-да!
– Я говорю не о твоей мамаше, ты, еба…
Мия мысленно взяла себя за шиворот и хорошенько встряхнула. Затем прочистила горло и смахнула косую челку со лба.
– Я говорю не о вашей матери, сэр. А о Пасти. Нае. Богине Ночи. Матери Священного Убийства. Сестре и жене Аа, той, кто сеет голодную тьму в каждом из нас.
– О, так ты говоришь о то-о-ой Пашти.
– Да, – слово было камнем, брошенным прямо в лицо владельца трактира. – Пасти.
– Прошти, – смущенно сказал он. – У тебя прошто неражборчивое проижношение.
Мия прожгла его взглядом.
Мужчина за стойкой прокашлялся.
– Поближошти нет шеркви Пашти, девочка. Поклонение ей вне жакона, даже в нашей глубинке. Я не веду дела ш теми, кто поклоняется Ночи и им подобным. Плохо влияет на бижнеш.
– Вы же Жирный Данио, владелец «Старого Империала»?
– Я не жирный…
Мия стукнула кулаком по барной стойке. Несколько игроков в «шлепок» оглянулись.
– Но вас зовут Данио? – прошипела она.
Пауза. Мужчина задумался, нахмурив брови. Взгляд его медлительного глаза был направлен куда-то в сторону, словно его отвлекли красивые цветы или, возможно, радуга[17].
– Ага, – наконец ответил Данио.
– Мне сказали – предельно четко сказали, прошу заметить, – зайти в «Старый Империал» на побережье Ашкаха и отдать Жирному Данио мое подношение. – Мия толкнула мешочек по стойке. – Берите.
– Что в нем?
– Трофей убийцы, убитого в ответ.
– А?
– Зубы Августа Сципио, верховного палача итрейского Сената.
– Он придет жа ними?
Мия закусила губу. Закрыла глаза.
– …Нет.
– А как же, бежна его побери, он потерял швои…
– Он не терял их! – Мия подалась вперед, проклиная вонь. – Я вырвала их из пасти, после того как перерезала его жалкую глотку!
Жирный Данио умолк. Его лицо стало почти задумчивым. Мужчина наклонился, обдав ее зловонием испорченной рыбы, и к глазам Мии подступили непрошеные слезы.
– Прошти, девочка. Но на кой мне жубы какого-то мертвого ублюдка?
Дверь со скрипом отворилась, и в «Старый Империал», пригнувшись, вошел Волкоед, держась так, словно он владел половиной заведения[18]. За ним ввалилась дюжина его матросов, они с трудом втискивались за грязные столики и занимали места у скрипучей барной стойки. Виновато пожав плечами, Жирный Данио принялся обслуживать двеймерских моряков. Когда он направился к столикам, Мия поймала его за рукав.
– Сэр, у вас есть свободные комнаты наверху?
– Конечно. Один бедняк жа неделю, плюш бешплатный жавтрак.
Мия вложила железную монету в ладонь мужчины.
– Пожалуйста, сообщите мне, когда потребуется доплата.
Неделя без новостей. Ни знака, ни малейшего шепота, не считая воя ветра из пустыни.
Команда «Кавалера Трелен» ночевала на борту корабля, пока пополняла припасы, но часто пользовалась услугами города. Их типичная неночь начиналась с трапезы в «Старом Империале», продолжалась в объятиях донны Амиль и ее «танцовщиц» в заведении с говорящим названием «Семь вкусов»[19] и заканчивалась все в том же «Старом Империале» за спиртным, песнями и регулярной дружеской поножовщиной. Лишь один мужчина лишился пальца за время их стоянки. Но владелец пальца отнесся к потере с юмором.
18
Это не так, хотя Жирный Данио и был в крупном долгу перед капитаном после пьяного спора об аэродинамике свиней и расстоянии между «Старым Империалом» и хлевом. Долг следовало отдать в виде длительного сеанса… орального удовлетворения членов экипажа «Кавалера Трелен» (во время которого Данио должен был стоять на руках с выкрашенной в синий цвет задницей). Данио пока не расплатился, но угроза расплаты сильно накаляла атмосферу всякий раз, как «Кавалер» и его экипаж прибывали в порт.